Геннадий завел машину и медленно тронулся с места. Он автоматически переключал скорости, нажимал педали тормоза и газа. Он был далек от всего, что окружало его сейчас: от заснеженных тротуаров, суетящихся пешеходов, звуков машин вокруг. Соболев думал о том, когда в нем могла поселиться болезнь. Почему он не заметил этого сразу и почему не хочет сейчас следовать советам врача? Он спрашивал и сам отвечал: это наказание. Он заслужил его, а значит, не стоит даже пытаться противостоять. Силы слишком не равные. Он проиграет в любом случае – вопрос времени и только. Когда-то приемный отец говорил ему, что наказания без вины не бывает. Тогда Геннадию эти слова показались пафосными, лишенными жизненности, даже несправедливыми. Но сейчас все изменилось. Вспомнились полные слез глаза первой жены, держащей в одной руке маленького сына, а в другой – чемодан с их вещами. Плач малыша, протягивавшего к нему руки… Он долго стоял у него в ушах. Прошло много лет, и воспоминания лишились той остроты, которую он ощущал тогда. Но это он забыл, а все те, кому он причинил страдания? Справедливость всегда найдет время, чтобы стать во весь рост. Геннадий понял, что получит сполна. Теперь у него появится возможность прочувствовать глубину той боли, которую он принес любящим его людям.

Геннадий ужаснулся, подумав, сколько женщин, которых он бросил за свою жизнь, наверняка желали ему ощутить хоть один раз все то, что происходило с ними. Всю горечь, безвозвратность, разочарование, безысходность… Усмехнувшись, Соболев снова подумал: «Наказания без вины не бывает», – он готов к нему.

Встречу Нового года называют семейным праздником. Но способов встречать его существует множество.

Можно собраться большой компанией и веселиться до утра, танцуя, выбегая на трескучий мороз, чтобы выплеснуть тот невероятный сгусток энергии, который просится на волю, толкает на безумные поступки. Можно пойти в гости к близким друзьям, можно остаться дома и провести последний день старого года спокойно, без суеты, за накрытым столом с бутылочкой обязательного шампанского. Один из вариантов – встреча Нового года тет-а-тет – так поступают влюбленные пары. Так решили поступить и Нина с Геннадием. Соболев получил несколько приглашений и вежливо отклонил их. Сначала он, конечно, поинтересовался, не хочет ли Нина поехать в гости. Она была настроена на тихий вечер вдвоем, и это обрадовало Геннадия. Он не мог представить, что при своем самочувствии, которое менялось чуть ли не каждый час, он будет уютно чувствовать себя в кругу друзей и знакомых. Пусть они простят его – это первый раз, когда он позволил себе оторваться от сложившегося коллектива. К тому же двойной праздник, к которому он давно подготовился, он планировал провести только вдвоем.

Геннадий приготовил Нине два подарка. Он заранее предвкушал, как она обрадуется им. Один предназначался к Новому году – браслет с изумрудами, который он присмотрел еще летом и купил втайне от нее. Красивые камни, тонкая работа – Соболев уже несколько раз нетерпеливо открывал бархатный футляр, рассматривая подарок. Ему не терпелось поскорее подарить его. Он даже решил сделать это, если Нина согласится выйти за него замуж. Он хотел быть оригинальным – все дарят кольца, а он – браслет. Но Нина отказала, и подарок остался лежать в потайном месте, дожидаясь последнего дня уходящего года.

Второй подарок ко дню рождения – картина, портрет Нины, заранее заказанный знакомому художнику. Тот рисовал его с многочисленных фотографий, которые принес ему Геннадий. Соболев переживал, что портрет получится застывшим, непохожим на оригинал, в котором так кипела жизнь, бурлила энергия! Опасения были напрасными. Приехав забирать заказ, Соболев застыл у картины: он боялся отвести взгляд. На него смотрела Нина, смотрела так, как только она умела это делать: лукаво и наивно, призывно и надменно.

– Это она, это точно она, – прошептал Геннадий дрожащими губами. – Нина, моя Нина. – Соболев тут же добавил к оговоренной сумме приличное дополнение, чем привел художника в замешательство. Теперь нужно было незаметно спрятать картину дома. Соболеву повезло: когда он возвращался с подарком, Нины не оказалось дома. Как она потом рассказывала, неведомая сила словно не пускала ее домой, и она побродила по Арбату, мечтая.

– И о чем ты мечтала, если не секрет? – поинтересовался Соболев в тот вечер.

– О том, что когда-нибудь я смогу вернуться в Саринск.

– Ты обещала рассказать мне об этом в новогоднюю ночь, помнишь?

– Помню. Ночь откровений впереди. Мне не хочется ничего скрывать от тебя. Надеюсь, тебе – тоже.

Так и произошло. Включив традиционный «Голубой огонек», они сидели за низким маленьким столиком напротив друг друга. Обменявшись подарками, наслаждались той неповторимой атмосферой, которая бывает только в это необыкновенное время. На приглушенные звуки, доносившиеся из телевизора, совершенно не обращали внимания. Это был традиционный фон, без которого словно бы нельзя было обойтись. За то время, что они были знакомы, это был первый вечер, когда не существовало запретных тем, неуместных вопросов. Они узнали друг о друге все или почти все. О прежней жизни Соболева, о его работе, об учебе Нины в школе, о ее мечтах стать актрисой, о друзьях, оставшихся в Саринске, о Володе Панине…

– Ты не знаешь, почему именно сегодня мы отважились на этот разговор? – задумчиво глядя на Геннадия, спросила Нина.

– Потому что все серьезно, не на уровне бушующих гормонов, – отводя взгляд, ответил Соболев. – И потому, что мне совершенно все равно, что было в твоем прошлом. Я люблю тебя.

– И для меня любая информация ничего бы не могла изменить, – заметила Нина. – Единственное, чего я побаивалась, – чтобы ты не оказался какимнибудь жуликом.

– Не оказался? – раскатисто засмеялся Геннадий. Он решил, что пришло время рассказать о том, что он – заведующий одним из столичных валютных магазинов. Что эта работа приносит ему хороший доход, дает возможность заводить нужные знакомства. Однако кроме этого через его руки проходит поток золотых вещей, скупаемых его людьми. Десятки человек работают на него, он – главное звено. Они участвуют в его игре, принося немалый дополнительный заработок. Этим он начал заниматься еще со студенческой скамьи и к своим пятидесяти стал одним из самых крупных скупщиков золота. В этой второй его жизни у Соболева была кличка «Сорока» – слишком много золота проходило через его руки, слишком много того, что блестит. – Я жулик в законе, милая. Но мне моя жизнь всегда нравилась. Я всегда имел возможность потакать своим желаниям, иногда – чрезмерно. Но я не жалею о том, как прожил эти годы. Не жалею обо всем, что касается работы, друзей, знакомств, связей. Только в личной жизни у меня пробелы. Я их сам наставил от души, обрубил корни и теперь еще размышляю, почему так хреново себя чувствую.

– Ты о сыне?

– Да, я забыл о его существовании. Теперь приходится расплачиваться.

– Если бы смог найти, что бы ты сделал? – настаивала Нина.

– Не знаю. Я боюсь даже подумать об этом. Наверное, он ненавидит меня, – помрачнел Соболев.

– Нельзя так. Вот я не знаю своего отца, но, если бы он вдруг появился, я бы не знала, куда его посадить, как самого дорогого гостя. Ведь это отец, Гена! – горячо спорила Нина. – Наверняка ты убиваешь себя своими мыслями.