Монморанси смог навязать королю Генриху II свою волю и видение боя, и в траншеях под Ранти, не ослабляя артиллерийского огня, были оставлены войска Антуана де Бурбона, герцога де Вандом.[99]

Испанцы подошли уже на сто шагов, и стали видны их сосредоточенные, решительные лица.

– Чего медлим? Надо отходить! – Франциск Клевский подал слуге знак подвести коня.

– Отходить? Нет! А ну, молодцы, зададим врагу жару! Залп! Огонь! Огонь!

300 аркебузиров де Гиза, стали обстреливать содрогающих землю, мерно топающих испанских солдат.

Алонсо де Наварра, вопреки всем правилам, выдвинулся в первые ряды своей терции, стараясь рассмотреть, сколько стрелков врага укрылось среди густой зелени леса. Упали первые убитые, застонали раненные. Одна пуля расплющилась о кирасу маэстро-дель-кампо Савойской терции, вторая, вжикнув, опалила щёку.

– Метко стреляют, чёрт бы их побрал! – Алонсо де Наварра ухмыльнулся, прекрасно понимая, что его красная перевязь и шлем с роскошным плюмажем, отличная мишень для стрелков врага. Но не попятился, не отступил, не ушёл в середину терции, продолжая идти в первых рядах.

Три сотни стрелков не могли сдержать 12-тысячную испанскую армию, все действия Франсуа де Гиза, были не более чем показной бравадой, и оставляя лес Гийом, он стал отступать.

Лес… Он и подвёл испанцев… При переходе через него, несмотря на тщетные усилия командиров, расстроились ряды терций, и при выходе из него, не давая им времени построиться, испанскую пехоту атаковала кавалерия врага.

– Все ко мне! Плотнее ряды! Плотнее! Пики к бою! Аркебузиры, огонь! – бесновался, метался среди рядов Алонсо де Наварра.

Подходила пехота адмирала Гаспара де Колиньи, отряды ландскнехтов, швейцарских и шотландских наёмников, французы бросили в бой почти все свои силы, сняв даже из-под Ранти Антуана де Бурбона, и преодолев мужество и стойкость испанской пехоты, они стали оттеснять их обратно в лес.

К вечеру французы снова заняли лес Гийом, Гаспар де Колиньи установив на его опушке орудия, стал обстреливать лагерь испанцев и огнём провожать отступающую пехоту.

В преследование кинулась кавалерия, и отступление испанцев перешло в бегство.

Коннетабль Анн де Монморанси, как главнокомандующий, всю честь одержанной победы приписывая только себе, придав лицу воинственный вид, прогнал перед королём Генрихом II около шести сотен пленных, и торжественно, с пафосом, его люди бросили под ноги монарха два десятка знамён разгромленного врага.

– Ваше Величество, мы захватили ещё 5 пушек, и если Вам угодно осмотреть их, то я с радостью провожу Вас!

– Насколько мне известно, орудия отбил мой брат, герцог де Гиз!

Монморанси, как от навязчивого комара, отмахнулся от этих слов кардинала Людовика де Гиза, епископа Альби. Ведь ему уже донесли, что другой брат Франсуа де Гиза – Шарль, герцог де Шеврёз, кардинал, архиепископ Реймса и епископ Меца, в самый разгар битвы, в панике, спешно упаковывал свой багаж, готовясь бежать в случае неудачи. Представив себе эту картину, уже обдумывая, как с юморком рассказать её королю, и тем поколебать позиции Гизов, Анн де Монморанси ухмыльнулся.

Но в битве при Ранти, были ещё и более ценные трофеи. Король Генрих II, впервые увидел в действии германских рейтар имперской армии, и в спешном порядке приказал приступить к формированию подобных частей и во Франции. Также, кто-то обратил его внимание на аркебузные сошки, с вращающейся на шарнирах крестовине, что позволяло стрелять в любую сторону не переставляя сошку. И он повелел, делать для своей армии такие же.

Испанцы потеряли 500 человек убитыми и отступали в беспорядочном бегстве, но с наступлением темноты Монморанси приказал прекратить преследование, и полетели из уст Гизов и их сторонников новые обвинения в адрес коннетабля.

– Это всё специально, чтобы побольнее досадить нашему Франсуа де Гизу! Ведь наш Франсуа, и его брат Клод д'Омаль, почти настигли самого императора Карла, и могли пленить его!

– О-о-о, тогда бы мы сполна рассчитались за разгром и позор под Павией![100]

– Да тут попахивает изменой! Как бы потом не выяснилось, что наш коннетабль, снюхался с Карлом!

– Да ты что?!

Потом новые события, дали почву для слухов и обсуждений. На дружественном пиру по случаю одержанной победы, не поделив славу победителей при Ранти, громогласно, с угрозами и оскорблениями, разругались герцог Франсуа де Гиз и адмирал Гаспар де Колиньи. Отношения между ними и так не отличались теплотой и согласием, а после этого они расстроились окончательно.

И ничего не мог поделать с этим король Франции Генрих II, находясь, словно в плену, в окружении крупных аристократических группировок.

Несмотря на поражение армии, крепость Ранти и не думала сдаваться, деньги выделенные на войну очень быстро иссякли, и 15 августа, уничтожив свой лагерь, французы начали уходить на свою территорию. 27 августа Генрих II распустил войска наёмников.

В Париже, с новым запалом начались нападки на Анна де Монморанси, по улицам ходили отпечатанные стишки с обидными словами, в которых его именовали мерзавцем и трусом с заячьей душонкой.

– Монморанси только и может, что вешать крестьян и горожан! – говорили вечером в таверне добропорядочные парижские ремесленники и лавочники, намекая на жестокое подавление коннетаблем де Монморанси, в 1548 году, восстания в Бордо.

– Наш коннетабль слишком дряхлый и устал от войны! Пора найти ему замену! Нужен молодой и дерзкий полководец!

– А чего там искать? Разве есть кто лучше, нашего прославленного и доброго католика Франсуа де Гиза!

– Да, не в пример этому Колиньи, который ходит в наши церкви, но тайно сочувствует и поддерживает еретиков-протестантов![101] Тьфу!