Подол слишком короток, и я тяну его вниз, пытаясь выглядеть хоть немного скромнее. Бедра слишком открыты, а мне вовсе не хочется лишнего внимания со стороны отчаявшихся мужчин.

— Другого выхода нет, — говорит Раффи, когда я с тревогой смотрю на него.

Ясно, что ему это тоже не нравится.

Не хочется снимать свитер. Возможно, я не чувствовала бы себя неловко в таком платье на вечеринке в цивилизованном мире. Я могла бы даже счесть его симпатичным, хотя на самом деле не имею об этом никакого понятия, поскольку не могу посмотреться в нормальное зеркало. Однако я чувствую, что оно слишком мало для меня. Не знаю, должно ли оно быть столь обтягивающим, но кажусь себе голой перед толпой дикарей.

Раффи нисколько не стесняется раздеться перед посторонними. Он снимает футболку и выскальзывает из рабочих штанов, облачаясь в белую рубашку и черные брюки.

Как ни странно, ощущение того, что за мной наблюдают, мешает бесстыдно разглядывать его. У меня нет братьев, и я никогда прежде не видела, как раздевается парень. Вполне естественное желание взглянуть, разве нет?

Вместо того чтобы смотреть на него, я уныло таращусь на туфли с ремешками. Они того же ярко-красного цвета, что и платье, словно их предыдущая обладательница имела привычку подбирать одежду и обувь в цвет. Высокие тонкие каблуки словно специально сделаны для того, чтобы подчеркнуть длину ног.

— Я не смогу в них бежать.

— Тебе и не придется, если все пойдет по плану.

— Здорово. У нас всегда все идет по плану.

— А если что-то пойдет не так, бежать все равно будет бесполезно.

— Угу... что ж, драться в них тоже не получится.

— Я привел тебя сюда. Я буду тебя защищать.

Меня так и подмывает напомнить ему, что именно я выволокла его с улицы, словно мешок с картошкой.

— Что, и впрямь нет другого выхода?

— Да.

Вздохнув, я надеваю бесполезные туфли. Надеюсь, что не сломаю лодыжку, пытаясь в них идти. Сняв свитер, я опускаю солнцезащитный козырек машины, чтобы добраться до зеркала. Платье действительно обтягивает, но смотрится на мне лучше, чем я думала.

Однако мои волосы и лицо выглядят так, словно я полжизни провела в кишащем крысами шкафу. Я провожу рукой по жирным спутанным волосам. Мои губы обветрились и потрескались, щеки обгорели на солнце. На скуле чувствую синяк цвета манго, который мне поставил Боуден но время драки. По крайней мере, благодаря замороженному горошку щека не распухла.

— Держи, — говорит Раффи, открывая свой рюкзак. — Я не знал, что тебе может понадобиться, так что выгреб все из шкафчика в ванной.

Прежде чем отдать рюкзак мне, он достает мужской смокинг. Я смотрю, как он мрачно таращится на пиджак, словно о чем-то размышляя, затем поворачиваюсь и лезу в рюкзак.

Там я нахожу гребень, которым расчесываю волосы. Они настолько жирные, что их легко уложить в прическу, хотя результат мне не слишком нравится. Находится и лосьон, которым я натираю лицо, губы, ладони и ноги. Хочется сковырнуть струпья на губах, но по опыту я знаю, что они начнут кровоточить, и оставляю их в покое. Я крашу губы помадой и ресницы тушью. Помада неоново- розовая, а тушь голубая. Не слишком привычные для меня цвета, но в сочетании с обтягивающим платьем я похожу на проститутку, что, насколько я понимаю, и требуется. Теней для век нет, так что я слегка подвожу глаза тушью для ресниц, еще больше подчеркивая свой непристойный вид. Найдя какой-то крем, смазываю им скулу, чувствуя, как он смягчает кожу.

Закончив, я замечаю, что парни на капоте наблюдают за моим макияжем. Я перевожу взгляд на Раффи, который сооружает что-то из своего рюкзака, крыльев и каких-то ремней.

— Что ты делаешь?

— Я... — Он поднимает взгляд.

Не знаю, заметил ли он, когда я сняла свитер, но, похоже, в тот момент был занят, поскольку сейчас удивленно смотрит на меня. Зрачки расширяются, губы раздвигаются, на мгновение нарушая бесстрастное выражение его лица, и могу поклясться, что он ненадолго перестает дышать.

— Пусть им кажется, будто за спиной у меня крылья, — спокойно говорит он.

Голос звучит с томной хрипотцой, словно речь идет о чем-то очень личном. Словно он делает мне нежный комплимент.

Я прикусываю губу, внушая себе, что на самом деле он просто отвечает на мой вопрос. Но голос завораживает помимо моей воли.

— Я не смогу добраться до цели, если меня примут за человека.

Опустив взгляд, он затягивает ремень вокруг одного крыла, затем надевает рюкзак с привязанными к нему крыльями на спину.

— Помоги надеть пиджак.

Сзади в смокинге сделаны два параллельных разреза.

Ну конечно. Пиджак. Крылья.

— Крылья должны быть снаружи? — спрашиваю я.

— Нет, просто убедись, чтобы были прикрыты ремни и рюкзак.

Крылья надежно привязаны ремнями к рюкзаку. Я аккуратно поправляю сооружение, чтобы внешние перья прикрывали ремни. Перья до сих пор выглядят живыми, хотя несколько дней назад, когда я впервые коснулась их, они были посвежее. Я с трудом подавляю желание погладить перья, хотя знаю, что Раффи все равно ничего не почувствовал бы.

Крылья плотно прижаты к пустому рюкзаку, так же как они прижимались бы к спине. Удивительно, что при столь огромном размахе они занимают так мало места в сложенном виде. Однажды я видела семифутовый спальный мешок, складывавшийся в маленький кубик, но даже это выглядело не столь впечатляюще.

Я расправляю ткань пиджака между крыльями и по обеим сторонам от них. Белоснежные крылья проглядывают двумя полосами сквозь разрезы в темной материи, но не видно ни рюкзака, ни ремней. Пиджак достаточно велик, так что Раффи выглядит лишь слегка грузным. Он не привлечет к себе внимание — если только кому-то не слишком знакома его фигура.

Он наклоняется вперед, чтобы не сломать крылья о спинку сиденья:

— Как я выгляжу?

Его прекрасные широкие плечи и ровную линию спины теперь подчеркивают крылья. На шее серебристый галстук-бабочка с игривыми красными завитками под цвет моего платья. Такого же цвета и его широкий пояс. Не считая грязного пятнышка на щеке, вид у него такой, словно он только что сошел с обложки голливудского журнала.

Спина выглядит превосходно, учитывая, что пиджак не скроен специально для ангела. В моей памяти мелькает образ белоснежных крыльев, развернутых за его спиной, когда он стоял на крыше автомобиля лицом к врагу в ночь нашей первой встречи, и я начинаю понимать, что значит для него эта потеря.

Я киваю:

— Все нормально. Отлично смотришься.

Он поворачивается ко мне, и я замечаю в его взгляде едва заметную смесь благодарности, утраты и тревоги.

— Вовсе не значит, что... до этого ты смотрелся хуже. Я хотела сказать... ты всегда потрясающе выглядел.