Мы составили петицию, собираясь представить ее в законодательное собрание. Необходимы были три ее копии и еще одна для газет. Было предложено собрать под петицией как можно больше подписей, но сделать это нужно было в течение всего лишь одной ночи. Добровольцы, владевшие английским языком, и еще несколько помощников провели бессонную ночь. Мистер Артур, пожилой уже человек, славившийся своим каллиграфическим почерком, написал первый экземпляр. Остальные писались под диктовку. Таким образом, в нашем распоряжении оказалось пять экземпляров петиции. Добровольцы из торговцев отправились за подписями в собственных и наемных экипажах. Они управились быстро, и теперь петиция была готова к распространению. Газеты опубликовали ее, снабдив благосклонными комментариями. Произвела она впечатление и на законодательное собрание, а также обсуждалась в парламенте. Сторонники этого законопроекта, как все признавали, привели весьма слабые контраргументы, однако законопроект все же был принят.

Мы все понимали, что подобный результат был неизбежен, но эта небольшая кампания вдохнула в общину новую жизнь, убедила, что община едина и неделима и что долгом каждого стала борьба за политические права, как прежде таким долгом была борьба за право торговли.

Министром по делам колоний тогда был лорд Рипон. И мы решили направить ему громадную петицию. Она потребовала долгой и кропотливой работы, которую нельзя было сделать за один день. И снова добровольцы пришли на помощь и внесли каждый свою лепту.

Я тоже внес, но прежде мне пришлось перечитать всю доступную литературу по этому вопросу. Свою аргументацию я строил на принципе целесообразности. Я настаивал на сохранении избирательного права в Натале, подчеркивая, что в Индии у нас такое право есть, а также напоминал о том, что в Натале вобще-то не слишком много индийцев, которые им могут воспользоваться.

За две недели мы собрали десять тысяч подписей. Было нелегко получить такой результат по всей провинции, тем более, что для многих добровольцев это стало совершенно новой работой. Мы отрядили наиболее способных помощников, поскольку твердо решили не принимать ни одной подписи, не убедившись, что подписант понимает суть петиции. Деревни располагались далеко друг от друга, и поставленной цели можно было быстро добиться, лишь полностью отдавшись работе. И добровольцы справились. Они с энтузиазмом выполняли свое задание. Когда я пишу эти строки, перед глазами встают шет Давуд Мухаммад, Рустомджи, Адамджи Миякхан и Амод Джива. Именно они собрали наибольшее количество подписей. Шет Давуд целыми днями неустанно разъезжал в своем экипаже. И все это делалось с самой бескорыстной любовью. Ни один из них не потребовал возмещения даже самых крупных расходов. Дом Дады Абдуллы стал одновременно караван-сараем и нашей штаб-квартирой. Многие наши помощники обедали и ужинали там, и, конечно, расходы были велики.

Наконец петиция была готова. Мы напечатали тысячу экземпляров для распространения. Эта петиция заставила многих индийцев впервые задуматься о своем положении в Натале. Я также отправил копии в газеты и знакомым журналистам.

Газета «Таймс оф Индиа» в передовой статье, посвященной петиции, выступила в поддержку требований индийцев. Петицию получили периодические издания Англии и журналисты, представляющие различные политические партии. Лондонская «Таймс» тоже поддержала нас, и теперь у нас появилась надежда, что на законопроект все-таки наложат вето.

Отныне я не мог покинуть Наталь: мои индийские друзья окружили меня и буквально засы́пали просьбами остаться здесь навсегда. Я не хотел больше жить в Южной Африке за счет общины, так как чувствовал необходимость обосноваться прочно и материально независимо. Мне нужно было найти хороший дом, расположенный в удобном месте. Кроме того, я понимал, что ничего не могу дать общине, пока не буду вести образ жизни адвоката. Я также не представлял, как вести хозяйство без трехсот фунтов в год, а потому мог остаться только при условии, что члены общины гарантируют мне работу, позволяющую получать установленный мной минимальный доход. Я сообщил им о своем решении.

— Вы можете зарабатывать эти деньги, работая на благо общества, — ответили мне. — Мы легко соберем необходимую сумму. И, разумеется, у вас будет возможность получать гонорары за частную адвокатскую практику.

— Нет, я не могу заставлять вас платить за мою общественную работу, — возразил я. — Такая работа не потребует от меня адвокатских знаний. Моей задачей станет организация вашей деятельности. Едва ли совесть позволит мне еще и брать за это деньги. Мне и так придется часто обращаться к вам за средствами, которые потребуются для работы, а если я буду зависеть от вас материально, мне станет трудно просить достаточно крупные суммы и так мы в конечном счете окажемся в тупике. Вы должны понимать, что для дела мне потребуется значительно больше, чем триста фунтов.

— Но мы знаем вас уже достаточно долго и уверены, что вы никогда не возьмете с нас больше, чем действительно необходимо. А поскольку мы сами настояли на том, чтобы вы остались, мы непременно должны будем оплатить ваши расходы!

— Сейчас в вас говорит любовь и вновь пробужденный энтузиазм. Но разве можем мы быть уверены, что подобные чувства вы будете питать всегда? А как ваш друг и слуга общины я буду вынужден порой разговаривать с вами жестко. Одному Небу известно, сумею ли я и тогда сберечь вашу привязанность ко мне. Как бы то ни было, я не должен получать жалованья за общественную деятельность. Для меня достаточно и того, что вы готовы доверить мне все юридические дела общины. Даже это может оказаться для вас затруднительно. Прежде всего, я — не белый адвокат. Я даже не уверен, что суд будет считаться со мной. Кроме того, я не до конца уверен в своих адвокатских способностях. А потому, просто доверяя мне ведение ваших дел, вы идете на определенный риск. Для меня одно только ваше согласие дать мне аванс уже служит достаточным вознаграждением за работу.

В результате этой дискуссии около двадцати торговцев выдали мне авансы за мои юридические услуги для них на ближайший год. Кроме того, Дада Абдулла купил мне всю необходимую мебель на ту сумму, которую собирался вручить перед моим отплытием в Индию.

Так вот и получилось, что я обосновался в Натале.

Символом правосудия служат весы, чаши которых удерживает в равновесии беспристрастная и слепая, но мудрая и проницательная женщина. Судьба намеренно ослепила ее, чтобы она судила о человеке не по внешности, а по его внутренним достоинствам. Однако Юридическое общество Наталя стремилось убедить Верховный суд отвергнуть этот принцип и извратить символ.

Я подал прошение о зачислении меня адвокатом в Верховный суд. При этом у меня было удостоверение, выданное мне Высоким судом в Бомбее. Английское же удостоверение мне пришлось оставить в Бомбее, когда я был зарегистрирован там. К прошению нужно было приложить две рекомендации. Я посчитал, что будет солиднее, если их дадут мне европейцы, а потому получил такие бумаги от двух хорошо известных в Натале европейских коммерсантов, с которыми познакомился через шета Абдуллу. Прошение следовало подавать через одного из членов адвокатуры, и, как правило, генеральный атторней передавал их безвозмездно. К тому времени генеральным атторнеем являлся мистер Эском, который, как уже упоминалось, был консультантом фирмы «Дада Абдулла и Кº» по юридическим вопросам. Я обратился к нему, и он согласился передать мое прошение.