— Но Кастан утверждал…

— Кастан Стомма может позволить себе защищать даже властителя царства хаоса, но мы с тобой знаем, что контора просто не в состоянии оплатить услуги такого дорогого судебного заступника.

Казалось, что меня сверху окатили из ведра ледяной водой.

— Тогда как же…

В этот момент кто-то сильно хлопнул меня по плечу. Ошарашенная признанием шефа, я заторможенно повернула голову. Мне в лицо по-акульи улыбался Пиотр Кравчик.

— Поторопимся, нима Войнич? Официальная церемония начнется через час. — Он продемонстрировал гравират, спрятанный в новый кожаный чехол.

— Вот и ладненько. — Редактор действительно был рад избавиться одним махом от нас обоих и поднял кулак. — Удачки!

— Удачки?! — Я состроила возмущенные глаза и буркнула в сторону Пиотра: — Надеюсь, ты умеешь не только безбожно врать, но и делать неплохие оттиски.

Откровенно говоря, от конторы «Уличных хроник» до мэрии было рукой подать, но Пиотр настоял на наемном экипаже.

Мы забрались в пахнущий кошачьим духом салон, и новый помощник плюхнулся рядом со мной на жесткую лавку. Кучер прикрикнул на лошадку, карета тронулась. Скользнув по отполированной сотнями пассажиров деревянной скамье, Кравчик притиснулся к моему плечу.

— Пересядь, — буркнула я, многозначительно кивнув на сиденье напротив.

— Я тебя смущаю, нима Войнич? — осклабился он.

— Нет, вызываешь тошноту.

С неприятной усмешкой он пересел, и стало ясно, что теперь моя работа сделается похожей на поле с коровьими лепешками — не посмотришь под ноги, обязательно вымажешься.

— Ты знаешь, Катарина, я всегда мечтал с тобой поработать. — Пиотр никак не желал заткнуться и хмурых взглядов тоже не понимал.

— Поэтому ты написал статью о смерти Жулиты? Заплатили хорошо?

— Не понимаешь, что таким людям не отказывают? — вопросом на вопрос ответил он.

— Выходит, я тебе посочувствовать должна, — заключила я и отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.

В карете, трясущейся на неровной брусчатке, повисло тяжелое молчание.

— А ты, нима Войнич, оказывается, жестокая, хоть и похожа личиком на сказочную феечку, — усмехнулся Пиотр. — Вот уж о ком говорят, что внешность бывает обманчива.

— Удивлен?

Наши глаза встретились.

— Я собираюсь написать колонку о ночном посыльном, — вдруг заявил Кравчик, и у меня по спине пробежал холодок.

— Зачем ты мне это говоришь? Не боишься, что я украду твой сюжет?

— Ты ведь знаешь, о ком идет речь.

С непроницаемым лицом я смотрела в окно на людей, экипажи, окна темных конторских зданий.

— Я слышал, что тебе удалось доказать вину Чеслава Конопки только благодаря очень личной информации. Сама ты ее достать не могла, значит, кто-то тебе помог. Дорого заплатила ночному посыльному?

Я перевела на Пиотра ледяной взгляд. В полумраке дешевой кареты его испорченное оспой лицо выглядело сероватым и нездоровым.

— Давай, суним Кравчик, договоримся об одной важной вещи, которая в будущем поможет нам избежать недопонимания. По воле шефа я вынуждена лицезреть твою мерзкую физиономию, но вот слушать тебя мне никто не приказывал. Поэтому, если хочешь задержаться в «Уличных хрониках», писать колонки о тюльпанах, а не жрать крепкий эль с раннего утра в компании таких же, как ты сам, неудачников, то впредь, прежде чем открыть рот, подумай, какие слова оттуда вылетят.

— Иначе что?

— Ты удивишься, насколько на самом деле жестокими бывают феечки.

Его губы искривились в нехорошей усмешке. Вдруг стало понятно, что виновной за разрушенную карьеру Пиотр назначил меня. Он намеревался мстить, и теперь я должна была десять раз оглянуться через плечо, прежде чем сделать следующий шаг или встрять в очередную авантюру.

До мэрии мы доехали в гробовом молчании. В складчину заплатили кучеру за проезд и направились в здание, атакованное стаей газетчиков.

Всей толпой нас запустили в круглый холл, напоминавший фойе предела Изящных Искусств. Длинную мраморную лестницу застилала красная ковровая дорожка. На стене висели темные портреты людей, прежде занимавших мэрское кресло. Венчало экспозицию огромное полотно, изображавшее Его Величество с длинной красной мантией и на вороном коне. От меня не укрылось, что это самое красное пятно на картине превосходно сочеталось с ковром на ступеньках.

Толпу газетчиков остановили у подножья лестницы, и через некоторое время на верхней площадке появился чтец в синем камзоле, определявшем принадлежность к королевской канцелярии. Чиновник кашлянул, и в гулком помещении наступила выжидательная тишина, разбавляемая лишь редкими щелчками затворов гравиратов да шелестом перезаряжаемых слюдяных пластин.

— От двадцать десятого дня четвертого весеннего месяца сего года, — начал звучным голосом королевский секретарь, — приказываю назначить королевским посланником в городе Гнездиче — сунима Патрика Стомму, верой и правдой служащего королевству Алмерия и королевской короне…

Тишина взорвалась возбужденным гвалтом газетчиков. Люди хотели увидеть нового королевского посла. Он действительно появился, поклонился толпе, поблагодарил Его Величество за доверие. Теперь я сумела уловить, что, совершенно разные внешне, братья Стомма действительно походили друг на друга кошачьими манерами, отточенными жестами и совершенно ледяными, колючими взглядами. Они определенно были родственниками.

Патрик извинился, сославшись на занятость, и в окружении охраны стал спускаться по лестнице к выходу. Следом за ним, стараясь не отставать и опустив голову, словно боялся смотреть людям в лицо, семенил невысокий плюгавенький типчик в мешковатом камзоле. Верно, секретарь.

Толпа газетчиков расступилась, пропуская нового королевского посла. Потеснилась и я, но вдруг суним Стомма остановился напротив меня. Воцарилось пронзенное любопытством безмолвие.

— Нима Войнич, приятно снова увидеться. — Бывший мэр одарил меня мягкой улыбкой. — В прошлый раз вы произвели на меня неизгладимое впечатление.

Меня смутил намек на публичное раздевание, устроенное посреди предела Изящных Искусств, а потому я поскорее отвесила бывшему мэру поклон, как того требовали правила приличий.

— Это излишне, Катарина. — Он назвал меня по имени, словно мы были старыми знакомыми. — Я только хотел сказать…

Наши глаза встретились.

— Спасибо, нима Войнич.

Он вел себя так, словно мы являлись заговорщиками. Наверное, в какой-то степени он не кривил душой. Ведь моими руками братья Стомма сменили власть в целой провинции королевства.

Междугородняя омнибусная станция, располагавшаяся у городских ворот, была отделением царства хаоса на Земле, шумным и лихорадочным. Грузчики перетаскивали тяжелые тюки, толкали тележки с сундуками. В беспрерывном грохоте и гвалте раздавались хриплые выкрики контролеров, собиравших пассажиров на отходящие рейсы. Грохотали по брусчатке тяжелые экипажи. Возницы ругались на бросавшихся под колеса, очумевших от шума людей.