— Но другие модификанты при чем?

— Личная месть, отмасштабированная до размеров планеты. Григор сперва поднялся до первого руководителя, практически наместника Федерации, затем упразднил все прочие места и начал править единолично. Неугодные как-то быстро исчезали неведомо куда. Потом он стал императором планеты.

— А куда смотрит Федерация?

— А что Федерация? Высшие решают межпланетные вопросы на основе консенсуса. Все, что интересует высших, — это целостность Федерации и чтобы каждое ее информационное состояние реплицировалось в каждой ноде.

— А почему никто до сих пор не поднял эти вопросы?

— Так ведь скоро некому будет, — хмыкнул Лайон, — но тебе, Оллин, выпал шанс все провернуть обратно. Вот послушай.

И Оллин принялся слушать.

О том, как у жены Григора родились близнецы, и один из них оказался с мутацией. Григор приказал уничтожить бракованного младенца, но Лайон, превосходно знающий все входы и выходы, мальчишку украл и хорошенько спрятал, оставив на попечении когнитивного ассистента. Это была удача. Нет, УДАЧА и шанс для всей планеты. И Лайон терпеливо ждал и ждал, и ждал… До тех пор, пока его старший брат не цогиб столь глупо и внезапно, оставив наследником Артемиса с чистым геномом.

И тут Оллин начал понимать, куда клонит дядя.

— Я не хочу становиться братоубийцей, — сказал он жестко.

— А тебе и не придется, мой мальчик, — почти промурлыкал Лайон. — Артемис попадет в аварию, а потом его найдут. И политика относительно модификантов изменится. Тихо, спокойно, без лишней крови. Кому нужны потрясения? Никому — ни бизнесу, ни людям. Но смотреть, как убивают ни в чем не повинных людей, которым не повезло — или наоборот, очень повезло родиться с этой мутацией… Ты готов просто наблюдать, Оллин? Тебе понравилось то, что я показывал?

— То есть Артемиса убьешь ты.

— Не я. Специально обученные и верные мне люди, Оллин. К тому же как думаешь, кто напал на твой мирный островок? А потом, я так понимаю, на Эрфесте тебя тоже пытались убить, не говоря уже про Джейфалис. Откуда-то в окружение Артемиса просочилась информация. Он напал первым, а теперь подбирается и ко мне. Следов в сети не скрыть, у Артемиса отменные специалисты. Подумай, мой мальчик. Над тем, что увидел и услышал. У тебя еще есть немного времени, чтобы принять решение.

— А если откажусь?

Лайон нахмурился.

— Мне будет жаль. И не только мне, как ты понимаешь.

— Если хоть волос упадет с головы Айрис, я тебя убью, — сказал Оллин.

— Понимаю, Оллин, все понимаю. Но и ты пойми. Да, на планете ты никогда не жил. Но если бы жил, ты бы хотел существовать вот так, как они все? Обдумай. Это будет тихо и бескровно. Незаметно. Один недостаток — тебе придется стать Артемисом, но мы тебе зальем все то, что ему известно, а твои воспоминания останутся твоими. На мой взгляд, это оптимальное решение для всех нас.

— Мне в самом деле надо подумать. — Он поднялся. — И мне нужен выход в сеть. Я не слишком тебе доверяю, дядя. Я хочу ознакомиться с происходящим лично.

— Будет тебе сеть. — Лайон махнул рукой. — Но все же не торопись отказываться и помни о том, что Артемис напал первым.

И Оллин почему-то вспомнил, как Аси, его мягкий Аси упал на траву обугленным комом.

* * *

Выйдя от Лайона, он не торопился возвращаться к себе, пошел бродить по кораблю. «Сердце галактики», как выяснилось, был прежде шикарной прогулочной яхтой, переоборудованной до состояния ракетного крейсера. По этой же причине здесь остались отличные зоны для отдыха с прекрасными панорамными иллюминаторами, которые в случае чего прикрывались защитным полем.

На «Сердце галактики» было не слишком-то людно, и Оллин без труда нашел для себя пустующую зону со столиками, изящными креслами и широким обзорным иллюминатором от потолка до пола. В иллюминатор открывался шикарный вид на Джейфалис и Рамелию, два разноцветных шарика, казалось, неподвижно висящих в черной бездне. Джейфалис — охряно-желтый, как будто с подпалинами, с редкими синими пятнами морей. Рамелия — словно завернутая в синюю ткань океанов, в перламутре облаков. Красивая. Но, выходит, изрядно прогнила изнутри.

Оллин уселся за один из столиков, так, чтобы можно было смотреть в иллюминатор, и задумался.

Лайон Делайн поставил его перед отвратительным выбором: стать собственным братом-близнецом, тем самым подписав Артемису смертный приговор, но при этом прекратив уничтожение модификантов — тех, кто еще остался. Или отказаться от всего мероприятия, поставив под удар себя, Айрис и еще тысячи жизней на Рамелии.

Ясное дело, дядя не отступится. Не зря же он держал Оллина двадцать восемь лет на том островке, словно драгоценную розу под колпаком. И потом, если верить Лайону, сейчас на его след вышли ищейки Артемиса. То, что их найдут и уничтожат, — дело времени.

Но пойти на убийство родного брата?.. Даже несмотря на то, что брат этот сам сделал первый шаг, сам напал.

Убивать его не хотелось. Это казалось — да и было — очень грязным поступком, неправильным. Вызывало ощущение, что он уже проваливается по самое горло в черное вязкое нечто и не может выбраться, и липкая черная паутина проникает под кожу, расползается уродливыми пятнами… Но что делать? Снова попытаться бежать? Куда? На чем?

Неправильно и то, и это… Выбор между очень плохими решениями.

— Привет.

Он медленно обернулся, уже зная, кого увидит. К нему меж столиков грациозно пробиралась Лилиан. Оллин и сам не знал почему, но у него эта яркая девушка ассоциировалась с такой же яркой, нарядной, но очень ядовитой змеей. В ее обществе он не испытывал никаких эмоций. Она была все равно что дерево напротив. Говорящее.

Молча кивнул в знак приветствия. Лилиан добралась до его столика, бросила мимолетный взгляд в иллюминатор.

— Можно с тобой посижу?

— Почему нет?

Подвинула себе стул, села, грациозно положив ногу на ногу. У нее были красивые точеные ноги и узкая спина, которую она держала очень прямо, как будто давая всем понять, что она не просто какая-то там девушка, нет. Она — дочь самого Делайна.

— Как дела? — несмело спросила она, кокетливо взмахнув густыми и длинными, почти кукольными ресницами.

Оллин пожал плечами.

— Поговорил с моим отцом? — уточнила Лилиан.

Оллин вдруг подумал, что она пользуется духами с тяжелым, как будто давящим ароматом. Запах должен был быть сладким и цветочным, но воспринимался как плотное удушающее марево.

— Поговорил, — нехотя ответил он. Молчать было бессмысленно и совсем невежливо. В конце концов, Лилиан хоть и вызывала неприязнь, но пока что ничего плохого не сделала. Ну разве что к Айрис сходила и гадостей наверняка наговорила.

— И что думаешь? — дернула она тонкой бровью.