— Да, помню. Ветеринар запретил тогда белых жрать. Больные они все.

— Есть последствие от этого обмена на патроны? Сложности?

— Пытаюсь разобраться в сложностях. Скажи, как было дело. Мне важно знать.

— В Баре подсел старик в пальто без рукавов. Показал часы вот эти. Сказал что у него много таких штучек и нужны патроны. У меня много свободных не было. Поменял пять штук на эти часы, думал, жена как браслет носить будет. Он обещал еще принести забавные штуки. Принес мобильный телефон. У меня и патронов не было неучтенных, я отказал. Да и кому этот мобильник сейчас нужен. Я подержал в руках, он не включается. Отказал, сказал ему, чтоб больше не спрашивал.

— Не ссорился с ним?

— Нет. С чего. Он спросил, я отказал.

— Он именно 7,62 спрашивал?

— Да. Но, именно 7,62 на 51.

— Говорил зачем?

— Я не спрашивал, он не говорил. Многие сами охотятся. Мясо хочется людям иногда поесть. А может, на что другое хотел выменять. Знаешь ведь, как торговля у нас идет. Запросто эти патроны вернуться мне назад через пару месяцев.

— Ну, да. По кругу бывает все ходит у нас. А часы чего поменял?

— Предложили интересное. Для жены.

— Что именно?

— Ну, — тут англичанин впервые замялся и даже засмущался, — если скажу, отстанешь?

— Вываливай.

— Сапоги кожаные на каблуках. Новые.

— Охренеть. А чего она в них не ходит?

— Это для… — Олег показал глазами на кровать, — ну, сам понимаешь. Часть старого мира.

— Ладно. Спасибо за чай и мясо. Рейма, пошли, хватит жрать мясо. И, Олег…

— Да?

— Не делай так больше. Патроны штука запрещенная. Как и оружие. Тебе ли не знать. Лучше ко мне подойди, подумаем, как быть.

— Ладно, договорились.

— Все, бывай, не болей. С женой повезло тебе.

— Сам иногда в шоке, как жизнь изворачивается.

Ну и чего я нового узнал? Ни лося, ни оленя. Пустой с охоты я пришел, пойдя охотится на тень. Была бы у старого с кем-то из местных ссора, то или Колька мне настучал тогда со страху, или Проныра обмолвился словом. Если бы это Олег был, тоже не сознался бы так быстро в торговле патронами. Мог бы арестовать его сейчас. Но что это даст, если он ничего не знает? Надеюсь, больше повезет Элле с Борисом. Пойти еще раз Киру попробовать опросить? Наверное, пора. Пора выходить на эту компанию напрямую, сколько можно тянуть.

Они с Реймой в который раз за день месили грязь на улице, теперь уже в сторону Ангара в горе. Дождь перестал, небо к вечеру стало светлеть. Словно вот-вот сейчас разойдутся тучи, и выглянет такое долгожданное солнце. Клочок голубого неба бы увидеть этим летом. Оставив финна отдыхать около входа в школу, он зашел в ясли и ему опять не повезло. Баба Даша сказала, что Кира с другими девочками только что залезли в душевую мыться и купать младших детей.

— Это не меньше чем на час, — охала Баба Даша, — подождешь? Или придешь позже? Могу сказать ей, что приходил ты ее проведывать, про здоровье спрашивал и так тому подобное. Ей приятно будет и не испугается тебя, медведя такого, когда придешь снова.

— Ждать буду, Баба Даша. Не могу тянуть я больше.

Он притулился к стеночке возле входа, и достал из кармана тулупа смятую купюру с городом Ярославль. Не давали ему покоя эти цифры и те, что были на странице из блокнота Фроловой. Не клеится версия с местными разборками. Хоть тресни не подтянуть ее за уши к двум убийствам. Кто-то ведь зашел со сборщиками в день, когда убили Машку. Не могла Наталья просто взять и не досчитаться одного человека. И подписи все стоят. Ведь вечно она уставшая, а людей много, назвали имя, клещевник и нож сдали, расписалась в журнале. Могла на лицо просто не обратить внимания. Ходит здесь баба какая-то вместо Машки. Ходит туда-сюда с собирателями, и никто ее не ловит. И скорее всего, ищет она сейчас Бориса и Киру, вот своей задней частью чую это. Закрыть надо город на сутки. Сегодня рейд провести, как Президент хотел после девяти вечера. Где она может тут прятаться? Помогает ей кто-то из местных? Надо искать…

Тина (Валентина Анатольевна Золотарева, 31 год, дочь полковника спецназа ГРУ генштаба ВС РФ Золотарева А.П.)

Тру и тру весь день этот пол. Кто оценит? Для кого делаю? Наверно, просто, чтобы не думать. То порю тряпки старые, то шью тряпки старые, то мою, то варю. Весь день как на каторге, причесаться некогда. Все одна и одна. С ума сойду скоро от одиночества. Народу наволочится сегодня в бар. А я одна стою за стойкой. Одни рожи вокруг, как на гравюрах Доре. Страшные все, грязные, зубы черные, вонючие. Сесть бы сейчас в кресло и книгу полистать. Так мысли сразу в голову полезут. Как он там, где он? Придет или не придет вечером? Бок у него все болит и болит. Говорю, чай пей. Так не пьет. Хоть какая-то польза была. Ешь, говорю, через силу! Не ест. Димке сказала, чтобы мяса ему дал. Слава богу, взял и съел. Элла молодец, что проверяет его. Колотится снова в двери урод какой-то. Да чтоб вас всех! Кого еще принесла мать волчицы? Приперся. Да еще навалился, мокрый же весь! Опять злющий как кабан. Бу-бу-бу, да бу-бу-бу. Ворчит только все время. Даже в глаза не смотрит. Все рыкает и рыкает на меня. А что я ему сделала? Заботилась всегда. Пришел бы лучше и переночевал со мной тут. Чем там сидеть с Котом, или ждать Элку. Мне страшно здесь одной. В этом баре проклятом, здоровенном как Ангар. Ветер свистал нынче ночью, и я аж плакала от страха, как было одиноко. Достал уже хуже радиации. Хуже жизни этой всей достал меня бар. Тру его тру, мою и мою, варю это пойло для алкоголиков. Налью парням самого чистого, пожалуй, вот этот покрепче, на брусничных ягодках. Пусть выведут радиацию из организмов. Ни просвета в этой жизни, ни лучика солнца. Был один лучик, так потеряли. По глупости потеряли. И все злиться он на себя. Все только на себя злиться. Говорит, ни капли вины тебе не отдам, вся вина моя. С чего она только твоя? Моя такая же! Оба недосмотрели. Раз, говорит, я был с вами, значит вина только моя. Я не бросилась на нее. Я должна была броситься, на медведицу ту драную, тварь эту. Когда она