Медведь снова наливает мне вино, которое открыл таким необычным способом. Руки у него растут из нужного места. И голова тоже. А удав… очень страшный! Чего он опять на меня вздыбился?

Михей подходит с бокалом, я вижу, что парус его шорт направлен в мою сторону.

— Кыш! — не выдерживаю я.

Он хохочет.

— С ним так нельзя.

— Брысь!

— Лучше вот так.

Он берет мою ладонь и кладет на удава. Я чувствую его мощь, размер и силу. Замираю то ли от ужаса, то ли… от шокового восхищения. Неужели он был во мне? Весь? Такой огромный!

— Он тебя очень любит, — произносит Медведь.

— А я его очень боюсь.

— Он хороший! Правда. Ласковый. Ты просто еще не распробовала.

— Хватит с меня этого вашего секса, — бурчу я. — Не зря я так долго от него шарахалась…

Я замолкаю. Не собираюсь говорить лишнего. Мне и так жутко неловко за то, что Михей все понял.

А на что я рассчитывала? Вряд ли такое можно было не заметить. Тем более, что на простынях осталась кровь. Правда, не так много, как я себе представляла. Фонтаном она не била. Но было больно. И приятно. Но все равно больно. А иногда меня захлестывал такой острый кайф…

Хочу ли я повторить? Может, и хочу… Или нет. Или завтра. Или в следующем году…

Но точно не прямо сейчас!

Главное, что я уже не девственница. И мне даже еще не двадцать шесть.

— А почему ты так долго ждала… — начинает Медведь.

— Давай без разговоров по душам, — зеваю я.

— Пойдем, — Михей внезапно подхватывает меня на руки.

— Куда?

— Спать.

— Там простыни… — смущенно лепечу я.

— Точно. Надо вывесить их на террасу.

— Что?!

— Знаешь такой обычай?

— Миш, прекрати.

Когда я называю его по Мишей, он смотрит на меня так странно… Мягким и каким-то беззащитным взглядом. От которого у меня внутри что-то тает.

— Ладно, уговорила, не буду, — улыбается он.

И опускает меня обратно на стул. Наливает еще вина, вручает бокал и идет в спальню.

Я ставлю бокал и плетусь за ним. Мне жутко неловко! Эти окровавленные простыни… Я не знаю, как себя вести. Не знаю, что делать. Вроде, я должна сама их перестелить… Или не должна? Или пусть он? Каков протокол поведения после лишения девственности? Почему мне никто этого не объяснил?

— Котенок, ты чего? — оборачивается Михей. — Иди отдыхай. Я сам все сделаю.

Он обнимает меня и целует в лоб. А мне почему-то вдруг очень хочется плакать…

Да что со мной творится? Чувствую, как по щекам катятся горячие слезы.

— Я в душ, ладно?

Выбираюсь из медвежьих объятий, отвернувшись к стене. Не хочу, чтобы он видел, как я плачу. Еще подумает, что я истеричка. Может, он уже так думает…

Не уверена, что вела себя адекватно. Просто… это такое событие! Я так долго этого хотела, боялась, искала и убегала… И у нас с Михеем очень странная история. И я не знаю, что будет дальше…

Я проскальзываю мимо Михея. По дороге поднимаю свои трусики — нахожу их возле двери в ванную, куда он в порыве страсти их отшвырнул. Вспоминаю, как все начиналось… К щекам приливает кровь. Я вся пылаю. Вообще вся!

Сейчас бы головой в сугроб…

Горячая вода, как ни странно, снимает жжение. Я принимаю душ, чищу зубы зубной пастой без щетки, вешаю постиранные трусики на сушилку, заворачиваюсь в простыню и возвращаюсь в спальню. Михея не видно. Простыни свежие.

Я падаю на кровать. Закрываю глаза. И почти сразу начинаю проваливаться в сон. Сегодня был очень долгий день. И невероятно насыщенный вечер. А сейчас уже второй час ночи…

— Мой нежный котенок устал, — слышу сквозь сон.

Чувствую крепкие объятия. Медведь обхватывает меня сзади и прижимает к себе. Так приятно. Так уютно и спокойно. Пусть так будет всегда…

— Спи. Я не буду к тебе приставать. Сегодня.

Сегодня… А завтра?

* * *

Михей держит слово. Не пристает. Просто обнимает. И сопит медленно и равномерно. Спит? А я почему-то никак не могу уснуть. Ерзаю. Вроде как пытаюсь поудобнее устроиться в его объятиях.

И чувствую мгновенную реакцию — в мою попу упирается раздувший капюшон гигантский удав. А губы Михея целуют мое обнаженное плечо.

Он как будто затаился и ждал сигнала… И я ему этот сигнал дала.

Я вздрагиваю горячего прикосновения его губ к моей прохладной коже. Удав вздрагивает синхронно со мной. Губы Михея скользят по ключице, нежно щекочут мою шею, спускаются ниже. Они уже на груди. И это божественно…

— Мы же спим… — шепчу я.

— Сладких тебе снов! — в тон мне шепчет Михей.

И вытворяет языком такое, что мой пожар начинает разгораться с новой силой.

Юля

Медведь все-таки подул на мою ранку. И аккуратно ее поцеловал. А сейчас он нежно касается языком разных мест и спрашивает:

— Тут болит?

— Да! — выдыхаю я.

— А тут?

— Тоже…

— А здесь, наверное, самое больное место…

Его язык обводит мою чувствительную горошину.

— Нет… — я начинаю мелко дрожать. — Здесь совсем не больно…

Он поднимает голову:

— А говорила, везде болит…

— Миша… — срывается с моих губ.

Меня охватывает такая сладкая истома… И она переходит в такое горячеее желание… Что я сама пугаюсь.

— А еще ты говорила, что хочешь спать…

— Совсем не хочу!.

— А мне кажется, ты сегодня очень устала и тебе надо выспаться.

Он просто дразнит меня! Я это понимаю. Но его палец сейчас на моей горошине. Вибрирует легко и нежно, в такт его словам. И я так хочу, чтобы он продолжил, что готова умолять…

— Если ты сейчас остановишься, я просто умру, — срывается с моих губ.

— Котенок, не бойся, я не дам тебе умереть.

Если он продолжит, я тоже умру. Но по-другому…

Его язык возвращается туда, где все трепещет в ожидании. Он рисует узоры, исследует складочки и дразнит горошину.

— Тебе нравится?

— Да… — выдыхаю я. — Да! Это так приятно! У тебя просто волшебный язык. И пальцы. И ты весь… — шепчу я, как в бреду.

Но даже в бреду среди волшебного я не перечисляю удава.