В кармане пиджака легонько завибрировал смартфон, звонил Николай с отчетом. В офисах не осталось никого, его парни будут следить за коридорами и еще несколько человек ведут скрытое наблюдение за окнами снаружи. Дополнительно двое наблюдают за остальными как бы со стороны, попутно сканируя и окружающее пространство.

Смолину всегда нравилась безупречная предусмотрительность Николая - этот бывалый вояка точно знал, как максимально защитить тех, чью безопасность ему доверяли.

Бесшумно и быстро проверив кабинет Смолина, двое охранников вышли в коридор, и если верить изначальному плану Николая - растворились где-то в подсобных помещениях, но в пределах прямой видимости входной двери. Мышь - и та не проскочит, куда уж человеку.

Несмотря на то, что за окном уже стемнело, Сергей Викторович решил не включать основной свет - лучше ограничиться настольной лампой. Сейчас ему было необходимо ощущение уюта и безопасности и мягкое свечение настольной лампы подходило как нельзя лучше. Пошли уже вторые бессонные сутки и сейчас яркий свет лишь раздражал.

По окончании беглого анализа полученных файлов, Смолин надеялся тут же вздремнуть на диванчике.

В кабинете царила абсолютная тишина, хотя объективной причины для этого и не было. И тем неожиданней для Смолина оказался звук открывающейся двери приемной перед его кабинетом.

Смолин напрягся, понимая, что будь кто-то незнакомый, его бы в миг остановили. А тут, раз пропускают, значит - свой. Разочарование больно кольнуло Смолина прямо в сердце.

Кто же это такой, что его спокойно пропускает охрана в нерабочее время, да еще и прямиком к Смолину? Сейчас ему не было страшно, но он весь напрягся и отсчитывал секунды до того момента, как откроется дверь и на пороге покажется тот, кто его предал.

Дверь его кабинета открылась и от изумления Смолин подался всем телом вперед, к рабочему столу.

На пороге его кабинета стояла Тамара, в глазах которой удивление смешивалось с досадой и плохо скрываемой паникой.

- Ты?

Тамара молчала и, как показалось Смолину, с мольбой смотрела на него. В ее испуганном взгляде теперь он явственно видел еще и стыд.

- Сядь, - властно приказал ей Смолин, указывая на кресло напротив его рабочего стола.

- И не смей юлить, Тома. Сейчас ты расскажешь все и я буду решать, что делать с этой информацией дальше.

- И со мной? - тихо прошептала Тамара.

Вместо ответа Смолин натужно вздохнул. Предательство - тяжелая ноша.

- За что, Тома? После всего, что я для тебя сделал? Разве ты в чем -то нуждалась, работая на меня? Может быть я тебя обделил в деньгах? Просто скажи, зачем ты так поступила.

Тамара хотела что-то сказать, но внезапно лицо женщины покрылось красными пятнами, она обхватила его ладонями и зарыдала во весь голос, что -то крича про дурную Лерку, про то, что та влипла с наркотиками и как Ваганов ей помог избежать реального тюремного срока. Тамара выла дурным голосом и нечленораздельно что-то всхлипывала.

Из всего этого бессвязного потока воплей и истерической икоты, Смолин разобрал только «сама бы никогда, простите меня, хотите накажите меня, только Лерке моей помогите, Германыч ее убьет».

- Тридцать лет, Тома. Мы работаем вместе тридцать лет. Ты могла мне сказать, что у тебя с Лерой проблемы. Разве я не помогал тебе и раньше? Почему Ваганов?

Только что немного успокоившаяся Тамара снова разразилась еще более громкими рыданиями. Смолин, качая головой, налил ей стакан воды и взял в руки личный телефон. Самое время было звонить Николаю, чтоб тот пока придержал Тамару. Казалось, начальник службы безопасности ждал звонка, потому что ответил на вызов практически мгновенно.

Глядя на дрожащую и перепуганную Тамару, взахлеб глотающую прохладную воду, Смолин задумался о своих дальнейших действиях.

И хотя подобных решений он всегда старался избегать, похоже, сейчас ему надо было совершить еще один звонок. Медлить нельзя было ни секунды. Достав из ящика стола визитницу, Смолин быстро нашел нужную ему карточку, на которой значилась фамилия Астахова.

События последней недели и напряженные, почти бессонные ночи сделали свое гадкое дело. Та, что смотрит из зеркала прямо на меня, совершенно мне не знакома. Какие -то чужие уставшие глаза, резко обозначившиеся скулы и тусклые, висящие какой -то безжизненной паклей, волосы. Темные круги под глазами довершают безрадостную картину, которую не закрасить ни одним консилером.

Еще перед отъездом из «морского коттеджа» я забросила во внедорожник Макса большую сумку, битком набитую своими вещами - заказанной одеждой и косметикой. К счастью, все это время сумка «каталась» в багажнике, а значит сейчас я смогу воспользоваться своим любимым шампунем и гелем. Неизвестно, найдется ли вообще такое в гостевом коттедже Смолина, явно не готовом к появлению визитеров в эту ночь.

Пока разбираю косметичку и ищу в самой ванной полотенца, слышу, как за дверью Макс с кем-то переговаривается. Скорее всего - с курьером, который привез наш сегодняшний ночной пир. Очень надеюсь немного успокоиться и отойти от событий последних суток под душем, но теплая шипящая вода неожиданно дает обратный эффект.

На меня волной накатывает то ощущение страха и беспомощности, когда меня запихивали в машину. Потом этот Яковлев и мои отчаянные попытки хоть как-то выиграть время, хоть минуту, хоть секунду. От переживаний я не замечаю, как опускаюсь на кафельный пол, обхватываю руками свои колени и начинаю тихонечко плакать, прямо под душем.

Осознание, что все уже позади, перемежается с пониманием того, что могло бы случиться, не успей Макс в последние секунды...

Дверь в ванную открывается и я вижу перед собой Макса. Затравленно поднимаю на него глаза и окончательно теряюсь в своих ощущениях. В этот момент мне кажется, что во мне что-то сломалось и я никогда больше не стану прежней.

Макс осторожно приподнимает меня за плечи, но я требовательно утягиваю его прямо под горячие струи душа. Мне кажется, что если мы займемся любовью прямо сейчас, под душем, то вода смоет с меня всю грязь прошедших суток. Нужно только одно - чтоб сейчас меня всю залюбили и заставили все забыть. Жадно целую Макса и он отвечает на мои поцелуи, но я чувствую, что он очень напряжен.

Сейчас мне представляется, что это - вовсе не я, а какая-то взбесившаяся пантера. Макс опирается руками на плитку, все еще не решаясь обнять меня. Цепляюсь за него руками, хочу прижаться к нему как можно сильнее, но он чуть отстраняется. Я не чувствую настоящего желания ... в самой себе.

Я вообще не чувствую ничего того, что пытаюсь сейчас сделать. Реально только одно - у меня по щекам катятся слезы.

Макс вытаскивает меня из-под душа, очень бережно вытирает мягким полотенцем и на руках выносит из ванной. Чувствую, как меня просто колотит от накатившей волны запоздалого отчаяния.