И если учительница и просит сделать емкий вывод в конце, намекая, что хорошо бы использовать что-то вроде цитаты из старого фильма: «Счастье – это когда тебя понимают», то уж это Аня оставит себе. Обойдется без ничего не понимающих в жизе Толстого, Чехова и Короленко.

И вывод напишет сама.

* * *

Дописав, Аня пойдет гулять за новостройки, на окраину, туда, куда девушкам обычно нельзя. Туда, где начинается лесополоса и тревожной рябью покрывается вода в овраге…

Туда, где спокойно, где нет родителей, учителей и одноклассников. Где она одна.

«Счастье – это когда тебя не замечают».

Она приехала по распределению после окончания института, с обязанностью отработать положенный срок и мыслями и планами на будущее.

Мысли и планы были такие…

* * *

В институте она не была лучшей. Лишь только тянулась за лидерами. В то время каждый из них хотел открыть что-то новое в литературной науке и в педагогике. Причем с реальностью эти мечты вполне сочетались. Впоследствии получились из их выпуска и знатные педагоги, и крупные ученые.

А она была средней.

Быть такой не хотелось. Чуть ли не с первого курса культ странности, необычности, сумасшедшей гениальности, бытовавший среди студентов и умело поддерживаемый преподавателями института, захватил и ее.

Но все же она была средней. А хотелось быть странной, одержимой вопросами структурной лингвистики… Но не настолько, чтобы забывать мыться. А в ее среде считалось нормальным и даже правильным ходить в чем попало, не следить за собой и несколько пованивать. Главное – понимать сложнейшие работы теоретиков литературы. Цитировать Лотмана. Иметь свой взгляд на основные вопросы теории. Ну и, раз твоя жизнь полностью принадлежит литературе, думать о земном, мелочном – просто стыдно…

А она думала. Никак не могла отказаться от милых женских радостей типа красивой юбки, аккуратной прически каре «под двадцатые», голубого яркого свитера с горлышком и горячего душа утром и вечером.

В остальном же ее тоже вдохновляла наука.

Она так же внимательно слушала модного профессора, который с видом одержимого выкрикивал свои вдохновенные открытия на лекциях. О, он был очень популярен! Немытые студентки готовы были падать в обморок от глубины его виртуозных разборов.

И ей тоже очень нравилось. Особенно ее увлекал постулат о том, что литература равнозначна жизни. О том, что написать – значит прожить. И что все в этом мире – литература. Все – слово.

О важности жизненного опыта рассуждали все. Ученые-филологи на кафедре любили приводить яркие примеры бурной и часто трагической жизни писателей. Сами при этом жили в благополучной стране, где (если не желать чего-то уж совсем из ряда вон) существование было вполне размеренное. А их существование в институте, почетное и престижное, – тем более. И чем больше они кричали о знаке равенства между литературой и жизнью, тем спокойнее и сытнее была их жизнь. Оклады и премии, научные труды и степени…

Как-то вечером на кафедре она столкнулась со своим кумиром: он узнал ее и попросил помочь. Они разбирали архивы, и он по привычке размышлял вслух, и мысли его поражали, хотелось слушать и слушать. Даже несмотря на то что от него противно пахло дешевыми сигаретами без фильтра. И хуже того – пепельницей, в которой на неделю забыли окурки.

Но тяжкий запах и вид обсыпанных перхотью плеч ученого она терпела, так как неудобства эти были ерундой в сравнении с мечтой каждой студентки их факультета – быть причастной к работе гения…

А гений так увлекся творчеством, что (видимо, в рассеянности) положил ей руку на колено и погладил его, продолжая излагать теоретические постулаты.

Нет-нет, ей не было противно, просто она удивилась. И удивилась так сильно, что не смогла этого скрыть. Убрав его руку, сказала только: «Не надо». Он после совсем коротенькой паузы продолжил вещать как ни в чем не бывало.

Но она так смутилась, что больше не слышала его слов. И потом, после, тысячу раз корила себя, что так грубо обошлась с профессором. Который, к слову сказать, оказался вполне порядочным человеком. То есть не стал мстить и даже великодушно одобрил тему диплома. Правда, от руководства дипломом отказался, сославшись на занятость, но поручил это своему лучшему ученику и последователю.

Ученик и преподаватель кафедры исповедовал те же научные принципы, что и профессор, поэтому диплом был написан на крепкую четверку, а ее роман с молодым руководителем продлился ровно до распределения в ту самую деревню.

Слуга литературы, ученик своего учителя, он не мог жениться, связав себя семьей. И она, сделав аборт, уехала работать в деревенскую школу.

* * *

Но какое бы разочарование ни постигло ее в конце обучения, основные жизненные принципы – принципы служения высокому искусству, принципы литературы-жизни – не подвергались сомнению.

Поэтому планы и мысли ее, несмотря на совсем неудачное распределение, были четкими и прямыми. Здесь, в этой глухой деревне, она отдаст себя просвещению. Причем это и будет литература. Служение. И по опыту своей работы она сможет написать воспоминания. Да, она не была высокого мнения о своих литературных талантах: слишком уж с большим пиететом относилась к серьезным состоявшимся писателям. Но так как «написать» обозначает «прожить», то жизнь сельской учительницы литературы была не самым плохим вариантом.

* * *

Он всегда хорошо учился. Это нелегко, но приятно. Он любил быть идеальным во всем, а особенно сейчас, когда учился в выпускном классе. В их школе быть круглым отличником несложно. По всем буквально предметам учителя строго придерживались учебников, и, стало быть, можно при определенной воле выучивать от сих до сих и получать пятерки. Он же сам выработал принцип, по которому либо постигал тему полностью, с осознанием, а не только тупой зубрежкой, либо, если тема оказывалась легкой, пытался сам идти вперед, обгоняя программу.

Особое место в его жизни занимала физкультура. Он активно занимался спортом. Не только чтобы быть лучшим – это само собой, но и чтобы заранее подготовиться к армии, служить в которой – почетная обязанность каждого.

И вот у них поменялась учительница литературы. В занятиях по предмету возник перерыв, и он сам проглядел и осмыслил новую тему – «Горе от ума» Грибоедова.

Пьеса эта очень понятная. С очевидными и легко запоминаемыми героями. Совершенно ясно было, кто есть кто и почему. Учебник литературы только подтвердил его мысли. Революционно настроенный декабрист Чацкий против старого мира, в который по случайности попала и глупая его любовь Софья. В целом же произведение ему понравилось скорее набором афоризмов, которые он старательно выписал в отдельную тетрадь, перед тем как закрыть книгу и учебник и пойти заниматься физкультурой на турник.

* * *

Причиной некоторого его отличия от обычных деревенских школьников было, вероятно, то, что мать бросила его в роддоме. И первые три года он провел в детдоме, а потом его усыновили.