— Медаль ваша мне нужна, как зайцу — триппер! — проскрипел Фабиан. — А за «черной жемчужиной» я сиганул исключительно по долгу службы. Потому и на мосту оказался в должное время.

— Это что же, новое направление в небесной механике — пьяных иноземцев из Невы вылавливать? — осведомился Зорин.

— Небесная механика тут ни при чем, дражайший господин редактор, — раздраженно пояснил владелец отбитых тестикул. — Омовение мне пришлось совершить по велению нашей «Утренней звезды».

— «Звезды»? — Зорин аж рот разинул. — Да на фига ей этот чмошник сдался?

— Сдался, представьте себе! — безрадостно констатировал профессор Шереметев. — Мы не могли допустить, чтобы он утонул.

— Да, но почему? — недоумевал по-прежнему гость.

— А потому, уважаемый Денис Викторович, что в аккурат через два года, восемь месяцев и четыре дня он должен будет застрелить американского посла в Колумбии. И потому утонуть сейчас не имеет ни малейшего права. Такой вот кафешантан!

«Что за бред? — поежился Зорин. — Похоже, наш специалист по кометам отшиб себе не только яйца, но и башку!» И решил уточнить:

— Простите, не понял!

— А чего ж тут не понять? — пожал плечами спаситель на водах. — На следующей неделе его выпишут из больницы. После чего в три дня выпрут из России — «за поведение, несовместимое…», ну и так далее. И этот фуфлыжник продолжит образование уже в университете Санта-Фе-де-Боготы.

— Учиться, учиться и еще раз учиться? — засмеялся Зорин. — Как завещал нам великий Ленин?

— Именно! — кивнул Фабиан. — Не знаю, как там с дедушкой Лениным, а вот идеями Троцкого и великого Мао наш студиозус очень даже увлечется. И станет активистом крупной левацкой группировки, именующей себя «Народной армией освобождения имени Симона Боливара». У которой Троцкий и Мао — на втором месте. А на первом — автомат Калашникова.

— Так! — все более проникаясь фабулой интриги, подхватил Зорин. — И что же далее?

— А далее все просто, как закон прибавочной стоимости. Армия освобождения поручает товарищу Пабло (так отныне именуется ваш «чмошник») шпокнуть американского посла Джима П. Голдстаута. И вот спасенный мною Пабло-Эрнандес выходит на авансцену и разряжает в означенного Голдстаута целый рожок из автомата Калашникова.

— Ну а зачем «Утренней звезде» жизнь этого Голдстаута? — поинтересовался Зорин.

— Голдстаут ей и на фиг не нужен! — фыркнул небесный механик. — Зато после убийства своего посла Соединенные Штаты подгонят к побережью Колумбии пару авианосцев, поднимут воздушно-десантную дивизию из Форт-Брагга и устроят для знаменитых колумбийских наркокартелей один могучий бенц.

— Для наркокартелей? — поднял брови Зорин. — Они-то тут при чем?

— Они-то как раз — при чем! «Народную армию освобождения» возглавляет некий Педро Хулио Родригес, исключительный подонок и полный, простите, мудак. И этот самый Педро Хулио (вот же именами наградили папочка с мамочкой!) по совместительству представляет интересы колумбийского Кали-картеля. А Кали-картель, чтоб вы знали, держит мировое первенство по производству и распространению кокаина в оч-чень многих странах как Нового, так и Старого Света! И вот теперь доблестные зеленые береты и морпехи проведут грандиозную военную операцию во всех крупных городах Колумбии, в горах и джунглях. После чего мощнейшая система колумбийского наркобизнеса окажется обезглавленной и дезорганизованной.

— А «Звезде»-то какая с этого радость? Мы что — принципиальные противники наркотиков? — сыпал вопросами Зорин с настырностью первоклассника-почемучки.

— «Звезде» нужно не уничтожить наркотики (тем паче, что это — невозможно!), а капитально изменить пропорции в их трансконтинентальных маршрутах. То есть потеснить латиносов и придать новый импульс «Золотому треугольнику»: Таиланду, Мьянме и Лаосу.

По всему было видно, что затянувшаяся лекция утомила «докладчика». Но Зорин был слишком заинтригован, чтобы обращать внимание на подобные мелочи:

— Вот это комбинация! На тысячу ходов вперед! Это вы ее разработали, Фабиан Адрианович?

— Окститесь! — скривил бескровные губы печальный сатир. — Комбинации продумывает наш Гроссмейстер. Он мастер на такие штуки! А я — так, скромный исполнитель на одном из промежуточных этапов. И я, и Пифагор, и даже Администратор — не более чем рядовые исполнители. Как говорится, было бы болото, а черти найдутся!

— Кстати о чертях! — переключился Зорин. — Не слишком ли мы все разношерстные для одного болота? Вы, я, Администратор… Один Пифагор чего стоит!

— Да, Пифагор — еще та штучка! — усмехнулся профессор. — Каждый месяц строчит на меня доносы Администратору. И при этом самого же Администратора подсидеть норовит, паскудник.

— Даже так? — подивился Зорин. — И что же он про вас доносит такое компрометирующее?

— Известно что! Что интеллигент гнилой. Что пятая колонна. Что сын убийцы в белом халате. Что яблочко от яблони… В общем, примитив и скукотища жуткая!

— А Администратор что же?

— А ничего! Смеется Администратор.

— Так зачем же этот гусь пишет, если Администратор все равно не реагирует? — не понял Зорин.

— А не может он не писать. Микеланджело не мог не ваять статуй, Бетховен — не сочинять симфоний, а Пафнутьич не может не кропать доносов, не вскрывать, не разоблачать. Муза у него такая! У нас на Руси эта муза едва не каждого второго вдохновляет!

— Так как же вы с этим чмошником — в одной команде? — настаивал Зорин. — Это ж не соратники получаются, а пауки в банке! Согласно закону Авогадро!

— Это ж, дорогой мой центрфорвард, команда, а не казарма, где — все, как один! — вздохнул Фабиан. — Вселенная не терпит пошлого коллективизма.

— Убейте — не понимаю! — упорствовал Зорин. — А где же единство целей? Где смысл?

— Смысл? — желчно переспросил Фабиан. — Успокойтесь, нет никакого смысла. Помните — «бессмысленный и тусклый свет»?

— Ну, разумеется! — пошел Зорин в контратаку. — Это я усвоил еще по вашей первой лекции! «Жизнь — надоевший преферанс!» Так стоит ли вообще жить в таком разе?

— Так ведь нас никто и не неволит. Не нравится — не живите! Распорядитесь уж как-нибудь сами своей жизнью или своей смертью. Если, понятное дело, кишка не тонка…

Когда Зорин, наконец, решился завершить свой гуманитарный визит, Фабиан вздохнул с облегчением.

Заперев за гостем дверь, он осторожно, как ящик с богемским хрусталем, опустил свой таз на кушетку. У профессора Шереметева чертовски болели тестикулы!

— Нюшка, тебе тут хмырь какой-то названивал. Вот, оставил номер, чтобы ты ему сама брякнула!

Анабелла гордо проигнорировала и «Нюшку», и «хмыря», и саму Секретаршу Его Редакторского Величества. Она молча взяла листок с записанными цифрами, придвинула к себе Венерин телефон и накрутила диск номеронабирателя: