— Только этого не хватит, чтобы победить шаровского монстра.

— Яныч! — я присел рядом, обняв ее по-дружески за плечи. — Не бойся! Я тебя когда-нибудь не вытаскивал из передряг?

— Я бы тут не сидела тогда бы… — буркнула журналистка.

— Вот видишь! И сейчас все будет хорошо… — я ласково провел по ее короткостриженым светлым волосам ладонью, но она высвободилась и отстранилась.

— Что мне надо делать?

— Сегодня уже только отдыхать… — я мельком глянул в окно, где серой полупрозрачной стеной поливал дождь. — А завтра с утра оденешь самую сексуальную одежду, которая у тебя есть и пройдешься по местам боевой славы нашего маньяка. Начнем с парка, а потом…

— Надеюсь, он клюнет еще в парке, — перебила меня Эльвира Олеговна.

— Тебя будут страховать Толик со своими головорезами и я с Мишкой. Теща со Светой остаются на подхвате! — коротко отрезал я, заметив возмущенный взгляд моего женского батальона. — И это не обсуждается!

Яна уныло кивнула поникшей головой. Я ее прекрасно понимал. Завтра ей предстоит шагнуть в пасть самому настоящему монстру и попробовать выбраться оттуда живой. Испытание не из легких…Но что ж поделаешь, коли так распорядилась судьба. В конце концов, не я ее пригласил в этот прекрасный замок, чтобы расследовать загадочные убийства. Она все затеяла, ей и расхлебывать.

Разговор перестал клеиться. Красовская угрюмо молчала. Теща листала пустые страницы найденного ее ежедневника, а Мишка ковырялся в планшете. Я взглянул на часы, стоящие на каминной полке. Половина первого…

— Пора спать, дорогие мои! — объявил я, хлопнув в ладоши, пытаясь своим наигранно веселым настроением поднять его и им. — Завтра у нас очень тяжелый день, так что всем советую набраться сил и немного поспать. Хотя знаю, что не у всех это получится…Ян, — обратился я к журналистке, поднявшей на меня красные заплаканные глаза. — Тебе тоже надо поспать…Прошу…

— Если хочешь, то у меня есть снотворное! — предложила Эльвира Олеговна, но Красовская покачала головой и медленно побрела в свою комнату.

— Мы ж не виноваты… — тихо проговорила Света, сочувственно глядя ей в след.

— Никто не виноват, малыш! — я поцеловал жену в щеку, погладив по шее. — Просто надо окончательно разобраться раз и навсегда с этим монстром, чтобы не погибали безвинные люди.

Мишка, играя в какую-то игру на ходу, побрел к себе. Света, кряхтя, поднялась из кресла, следуя за ним. Их я проводил уставшим внимательным взглядом, а вот тещу остановил на полпути, заметив в ее руках ежедневник, о котором успел уже запамятовать.

— А вас Штирлиц я попрошу остаться, — громко крикнул я от чего Олеговна чуть не подпрыгнула на месте, — шучу, мама, дайте-ка мне вашу книжицу скоротать вечерок. Может получится разгадать секрет ее, есть у меня одна идея.

Ругнувшись Эльвира Олеговна бросила ежедневник на стол и, гордо подняв голову, пошла к себе в спальню. Явно недовольная тем, что я не предложил ей поучаствовать в открытии тайны ежедневника.

Мысль пришедшая мне в голову была до безобразия проста. Вспомнив, как дедушка Ленин — вождь и учитель писал в ссылке письма своим единомышленникам молоком и то, что способ этот был довольно популярен в начале двадцатого века, я без зазрения совести уселся поудобнее в кресло и распахнул первую страницу, приготовил зажигалку, немного прогрев листы. На желтой потертой от времени бумаги сначала нечетко, а потом все яснее и яснее начали проступать буквы, потом стало возможно разобрать некоторые слова, а еще через пару минут передо мной предстал практически весь текст. Не долго думая, я лихорадочно стал вчитываться в написанное, надеясь, что именно тут, в таинственном ежедневнике, так заинтересовавшим Альфреда в библиотеке, я найду ответ на вопрос, как уничтожить или хотя бы поймать шаровского убийцу — проклятие белого лебедя.

22 июня 1916 года

Никогда не думал, что когда-нибудь стану вести личный дневник…Раньше, это казалось мне женским капризом и прерогативой истеричных гимназисток, скучающих по своему возлюбленному, но после известных событий, случившихся в моей семье, я был вынужден вечерами садиться за тетрадь и записывать данные своих экспериментов, чтобы окончательно не запутаться в том, что уже сделано, а что еще предстоит сделать.

Это ни послание потомкам, ни отчет о моей жизни…Повторюсь, это суровая необходимость. С чего начать? Дорогой дневник…Это банально! В моем возрасте писать так не престало. А как иначе? Проще начать с самого начала, с того момента, как моя Барыня захандрила в уютных комнатах нашего рыцарского замка, прекрасного Белого лебедя, как прозвали его местные жители, и я решил отправить ее к морю, чтобы смогла подышать свежим морским бризом с примесью солей, погреть на солнышке резко занывшие косточки, да и вернуться обратно в нашу обитель семейного счастья и тепла.

Мне пришлось остаться на хозяйстве, потому как мой сахарный завод только заработал на полную мощь в Богодухове. Все свое время я проводил там, запуская его на новых мощностях и вырваться из этой круговерти дел, наслоившихся одно на другое мне было нельзя!

Крым — прекрасное место, где можно поправить пошатнувшееся здоровья. Об этом говорил мне долгое время и уездный доктор Маркус Шлиффан, да и моя престарелая тетушка — единственная из моих оставшихся на этой земле родственников давно уже настаивала на приезде. У Марты Кенинг моя Барыня не забалует был уверен я, отправляя жену в далекое путешествие сначала на поезде, потом на пароме, а в конце на автомобиле — новомодном средстве передвижения.

И все бы было хорошо, если бы прибытию обратно, душа моя не захандрила снова. Каждое утро к завтраку она выходила с заплаканными глазами и искусанными в кровь губами, словно рыдала в подушку ночь напролет. К сожалению, работы на заводе были еще не закончены, я не замечал или старался не замечать холодности, появившейся в наших отношениях. Мне было легче окунуться с головой в работы, будто в омут, чем вывести на честный и открытый разговор свою жену. Может быть это и было моей ошибкой…Может из-за моего возраста (а у нас с Барыней разница почти в двадцать пять лет) я относился к этому легче, чем когда был молодой.

Однако, первой лопнуло терпение, как раз у моей горячо любимой жены. Ранним утром она постучалась ко мне в спальню и попросила о беседе. Ее хрупкие плечики вздрагивали, она зябко ежилась под порывами ветра, отчаянно свистящего сквозь неплотно пригнанные окна. Настолько расстроенной и беззащитной я не видел ее очень давно, а потому отказать не смог.

Барыня робко присела на край супружеского ложа, которое мы с ней не разделяли со времен ее приезда из Крыма и тихо проговорила слова, от которых волосы на моей седой голове в ужасе зашевелились:

— Лео, — обратилась она ко мне, тихонько всхлипывая, — наша семья существует уже несколько лет, я понимаю, как это важно для тебя, но…