Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, вас беспокоит не то, что я погубил вашу репутацию, а то, что я желаю вас и намерен овладеть вами, – сказал он. – Для вас имеет значение суть, а не видимость.
– Меня весьма беспокоит моя репутация. Женщина не может быть к этому равнодушной.
Мэри перебирала в пальцах бахрому шали, опустив глаза, чтобы избежать необходимости встречаться с ним взглядом.
– Но жить-то мне придется не с обломками моей репутации, а с самой собой. Я хочу быть в ладах со своей совестью. Если бы я позволила себе стать вашей любовницей…
– Нет, – перебил ее Себастьян, настойчиво возвращая ее к истинной причине ее беспокойства, – вас пугает вовсе не роль любовницы. – Он взял ее за руку и прижал ее руку к своей груди, так что она могла чувствовать биение его сердца. – Вас пугает сама мысль лежать в моих объятиях и что я использую все средства, чтобы вы предались мне полностью. Вам известно, Джиневра Мэри, какой женщиной вы могли бы стать, и мне тоже. Я не успокоюсь, пока вы ею не станете.
Мэри попыталась высвободить свою руку.
– Я вас вовсе не понимаю, – отчаянно лгала она, – кем вы хотите, чтобы я стала?
Себастьян не отпускал ее.
– Отчасти Мэри Роттенсон, отчасти Джиневрой Фэрчайлд.
Мэри неожиданно дернула руку с такой силой, что он был вынужден ее выпустить.
– На что вам она? Глупая тщеславная девчонка.
– Вы говорите о Джиневре? – Он еще не вполне понимал, почему она делила себя пополам, но был очень близок к истине. – Вы говорите о ней, как будто она что-то отдельное от вас, но она…
– И зачем вам вообще одна из Фэрчайлдов? Вы пользуетесь мною ради мести? – перебила его Мэри, торопясь высказаться.
Так это и должно было быть, так это и задумывалось, но рядом с ней он забывал о необходимости рассчитаться с Фэрчайлдами.
– Это слаще всякой мести.
– Не говорите так со мной! – Мэри настолько разволновалась, что повысила голос и, казалось, не замечала прислушивавшихся со всех сторон к разговору любопытных.
Себастьяна не особенно беспокоили благородные гости, прохаживавшиеся поблизости в надежде подслушать что-нибудь пикантное. Но он хотел избежать любой неловкости и замешательства ради нее. Он подчеркнуто тихо сказал, призывая тем самым и ее понизить голос:
– Большинство женщин оскорбились бы, если бы мужчина их не желал.
Мэри отвернулась, словно боясь того, что он может прочесть по ее лицу.
– Я не такая, как другие. Вы уже имели не один шанс убедиться в этом. Я шла на то, что другие женщины отвергли бы с презрением. Кому как не вам это знать.
– Да, вы работали. Быть может, дело в том, что я такой же, как другие мужчины.
Себастьян непринужденно потянул за золотой шнурок, прикреплявший к стене волны темно-синего шелка. Поблескивающая ткань, закрепленная еще и на потолке, упала вокруг них. Теперь, хотя колыхавшийся на сквозняке занавес и не скрывал их полностью, но давал им все же некоторую возможность уединения. Себастьян надеялся, что музыка в зале достаточно заглушала их голоса, чтобы сделать разговор недоступным для чужих ушей.
– А может быть, дело в том, что я не могу устоять перед одной из Фэрчайлдов? – продолжил Себастьян и подумал про себя, ужасно, если это так на самом деле! Но вслух он произнес совсем другое. – Мне повезло, я нашел среди них одну, чья честность самой высшей пробы. Редкий бриллиант в платиновой оправе.
Себастьян погладил ее нежную округлую щеку. Мэри отдернула голову.
– Я хочу покончить с нашим делом здесь как можно скорее и уехать.
Ее голос звучал отчаянно, умоляюще. Оглянувшись, она заговорила тише:
– Вы искали дневник? Нашли какие-нибудь следы?
– Искал, но безуспешно. – Он снова погладил ее по щеке, настойчиво предлагая ей свою поддержку и в то же время наслаждаясь ощущением ее бархатной кожи под своими пальцами.
– Мы пробыли здесь в общей сложности всего один день. Вы же наверняка знали, что на поиски дневника потребуется много больше времени.
– Да, но я не представляла себе, насколько отвратительным окажется этот фарс. Я не могу больше переносить это! Мне это все ненавистно!
И он тоже?! Нет. Он никогда не претендовал на то, что понимает женский ум, но тело этой женщины он понимал и знал, что она желала его. Против собственной воли, но желала.
– Я могу отвлечь дочерей Бэба, пока вы станете обыскивать их комнаты, – сказала она. – Я могу подружиться со слугами и расспросить их. Позвольте мне помогать вам. Может быть, получится побыстрее.
Она позволила его руке нежно обхватить ее за талию и ближе притянуть к себе, но ему показалось, что в этом проявилась всего лишь покорность. Удовлетворения ей это явно не приносило.
– Вы уже помогли и довольно существенно. Последний день я избегал наших хозяев под предлогом того, что мне неловко появляться с разбитым лицом.
Он улыбнулся ей своей неподражаемой улыбкой, стараясь заставить улыбнуться и ее.
– Вы уже оказались замечательным поводом для отвлечения вашего семейства.
Мэри уперлась взглядом в пол, надувшись, как ребенок, еще не умеющий играть во взрослые игры, но упрямо желающий подражать старшим. Черт возьми, да эта женщина, похоже, никогда не улыбается. Во всяком случае… ему.
– Я бродил по дому, чтобы вспомнить расположение комнат.
Мгновенно забыв о своих обидах, Мэри удивленно подняла на него глаза.
– Вы бывали здесь раньше?
Черт! Надо же было ему проговориться!
– Много лет назад, – ответил он небрежно, как о чем-то не стоящем внимания.
Мэри хотела еще что-то спросить, но он не дал ей такой возможности.
– Сегодня, перед тем как прийти сюда, я обыскал кабинет Бэба.
Как он и рассчитывал, это возбудило ее любопытство.
– Что вы нашли там?
– Много чего. Завещание вашего деда, пачку неоплаченных счетов, сейф… – он многозначительно помолчал.
Уголки ее губ опустились.
– Запертый, разумеется.
Он усмехнулся.
– Ну, конечно, и ни один из моих ключей к нему не подошел.
– Вы привезли с собой ключи?
– Я взял с собой все, что, по моим расчетам, могло мне понадобиться, чтобы обыскать этот дом от подвалов до крыши.
Он сделал недовольную гримасу.
– Но, очевидно, подходящего ключа у меня не оказалось.
– Я могу вскрыть сейф и без ключа. – Мэри нетерпеливо потерла друг о друга кончики пальцев, вспомнив, как их бывало царапал напильник.
– Откуда у вас такой странный талант? – спросил он настораживаясь.