Управдомша кровожадно усмехнулась, спрятала в карман мобильник и, незамеченной подойдя вплотную к погруженному в раскоп безобразнику, гаркнула ему в ухо:

— Ты что это делаешь, пакостник, а?

Пакостник дернулся.

Замер.

И повернулся, резко взмахнув рукой.

— А-а-а-а! — болезненно выдохнула Софья Викторовна.

Вскрик превратился в долгий хрип и затих, заглушенный шумом упавшего тела.

Настоящий полковник Лазарчук мелодично позвенел мельхиоровой ложкой в фарфоровой чашке и любовно оглядел горделиво возлежащий на блюдечке шоколадный эклер.

Покрытый толстым слоем глазури, он имел гармоничную форму восьмерки и был приятно округлым, что свидетельствовало о большом количестве крема внутри пирожного. Идеальный размер эклера позволял загрузить его в емкий полковничий рот аккурат до половины.

Мысленно Лазарчук уже сомкнул зубы на воображаемой талии аппетитной «восьмерки»…

И тут мобильник, на манер засадного полка припрятанный за стратегической высоткой в виде сахарницы, тревожным голосом полузабытого общественностью певца Михаила Муромова запел:

— Стра-а-анная женщина, странная!

— О нет, — простонал настоящий полковник.

Он прекрасно помнил, на чей входящий звонок установил прозвучавший позывной, и обоснованно заподозрил, что его уютное чаепитие закончилось, толком еще не начавшись.

Однако игнорировать звонок Лазарчук не мог. Настоящий полковник свято чтил долг многолетней дружбы.

Ну и еще ему было самую капельку интересно, что опять стряслось у этой странной женщины.

— Ну что? — досадливо выдохнул он в трубку.

— А все, Лазарчук! Кирдык, амба, полный песец! — ответил ему незабываемый голос, вибрирующий от напряжения.

— Прям полный-полный? — напрягся настоящий полковник, вполне себе представляющий масштабы возможной катастрофы по опыту совместно пережитых апокалипсисов.

— Да куда уж полнее? Представь, мы пришли с вечеринки — а у Ирки в квартире бардак полнейший, и посреди тотального разгрома труп лежит!

— Опять?!

— Что значит — опять?!

— Лежал же уже у вас один такой? — припомнил Лазарчук.

— Так тот позавчера лежал и во дворе, а этот сию минуту и прямо в квартире! Чувствуешь разницу?! — бешено рявкнули в трубке.

— Так, Елена, — полковник собрался. — С тобой там рядом есть кто-то поспокойнее?

— Да! Труп!!!

— А кроме трупа?

— Ирка была, но она повела пацанов в мою квартиру, потому что тут сейчас детям точно не место!

— Ленка! Ты в полицию позвонила?!

— А ты не заметил?! Мы с тобой уже вторую минуту разговариваем!

— Да не мне! — Полковник тоже помянул пресловутого полного песца — и по матушке помянул, и по батюшке.

Помолчал, выдохнул:

— Ладно, я понял. Ничего не трогай, выйди за дверь и стой за порогом, пока не приедет следственная группа. Я сам позвоню куда надо.

Настоящий полковник залпом выпил чай и, с сожалением посмотрев на нетронутое пирожное, убрал его с глаз долой — за стратегическую высотку в виде сахарницы.

— Пс! Пс-с-с!

Я неохотно открыла глаза и недовольно посмотрела на подружку:

— Ну, чего еще?

— Давай выйдем, поговорим! — Ирка поманила меня пальцем и поплыла к двери.

— Ты еще не наговорилась? — желчно удивилась я.

Но все же встала с постели, устроенной прямо на полу, и пошла на выход за подружкой.

На моем диване спокойно посапывали Манюня с Масяней. Смене места дислокации пацанята несколько удивились, но возражать против переселения не стали — слишком утомились пиратскими баталиями на вечеринке, а потому уснули, едва легли.

А вот маменьке юных пиратов покой пока даже не снился. Ирка не по своей воле долго общалась со следственной группой, заметно перевозбудилась и теперь не спешила устроиться на лежбище, организованном мной для нас обеих на полу.

Кутаясь в пледы, мы с подружкой уныло ссутулились на верхней ступеньке темной лестницы.

— Сидим тут во мраке, как две горгульи на фронтоне готического замка, — заметила я.

— Две горгу-ульи! — в четверть голоса тоскливо затянула Ирка на мотив народной песни про черного ворона. — Что ж вы се-ели…

— Типун тебе на язык, никто из нас не сядет! — поспешила я оборвать заунывное пение, прекрасно понимая, что именно беспокоит подружку. — У нас железное алиби — мы были на пиратской вечеринке, нас там видело множество людей, и все, кто видел, — наверняка запомнили!

— Да, нас трудно было не запомнить. — Ирка оживилась. — Как Масяня с Манюней рубили саблями торт, а? Поди, забудь такое! — Она улыбнулась: — Хороший был отдых! Жаль, закончился…

— Вы теперь уедете? — Я огорчилась.

С Максимовыми мне было беспокойно, но весело.

— Малышей я решила отправить к папе, что-то меня тревожит повышенная криминогенность здешней обстановки, — вздохнула подружка. — А самой мне еще придется задержаться, полиция просила пока из города не уезжать. Ты пустишь меня к себе пожить? Что-то не хочется возвращаться в ту квартиру…

— Конечно! — Я обрадовалась. — Уступлю тебе диван и буду спать на кресле-кровати, мы прекрасно поместимся!

— Договорились, — Ирка встала. — Тогда пошли спать.

Вообще-то я думала еще обсудить нашу детективную историю, но по подружке было видно, что криминальной тематикой она сыта по горло, и я не стала возражать против объявления отбоя.

Я проснулась раньше всех и не сразу поняла, что именно меня разбудило. Не будильник, не телефонный звонок, не шум за окном…

А, вот что: встроенное чувство ответственности!

Пришел мой черед выносить мусор.

— Да брось, какой мусор? — зевнув, отмахнулся от дежурного подвига мой внутренний голос. — После вчерашнего погрома вся Иркина квартира — сплошная помойка, и одно-единственное ведерко с мусором никак не изменит общую картину! Для наведения порядка придется вызывать профессиональный клининг. Спи дальше!

Но мне уже не спалось. Я сообразила, что завтракать мы будем у меня, и попыталась вспомнить, каков нынче внутренний мир моего холодильника.

По всему выходило, что скуден.

Воображение красным по белому в эффектном минималистском стиле нарисовало заиндевевшую бутылочку кетчупа, одиноко и горделиво высящуюся на фоне снежных сугробов…

Я смущенно засопела, вылезла из постели, тихо оделась и пошла добывать пропитание для компании из четырех человек, на три четверти состоящей из едоков повышенной прожорливости.