Здесь все было пропитано индустриальностью, инновациями и совершенством. Множество рекламных щитов возвещали о преимуществах самодостаточности и независимости. Не нужно было читать между строк, чтобы понять общий посыл этих лозунгов: город стремился к независимости от Эленделя.

– Ты когда-нибудь обращала внимание, – вдруг заговорила водитель, – что дети всегда рисуют дома одинаково?

Мараси с прищуром посмотрела на нее. Голос у женщины был низкий, но в остальном никаких особых отличительных черт Мараси не замечала. Она выбрала машину, перевозившую исключительно груз, чтобы другие констебли своей болтовней не мешали спать.

– Не обращала, – ответила Мараси.

– Странное дело, – продолжила водитель. – Безусловно, все знают, как примерно должен выглядеть дом. Квадратный, сверху треугольная крыша. Посередине дверь. Пара окон. Может, еще дымовая труба, хотя теперь ими оснащают жилье все реже и реже. Ты когда-нибудь видела дом, который на самом деле выглядит так? Вряд ли. Так почему дети их такими рисуют?

– Наверное, так проще, – предположила Мараси.

– Возможно. А может, они рисуют вовсе не дом, а чье-то изображение дома, которое уже где-то видели. Иллюстрацию. Символ.

Мараси сощурилась еще сильнее.

– Интересное наблюдение, констебль… простите, запамятовала ваше имя.

– Луносвет, – ответила женщина. – Мы предпочитаем кодовые имена. Так уж у нас заведено.

– А… что это значит?

– Тебе не понять, у вас ведь тут и луны нет. – Женщина откинулась в кресле, из-за чего рукав сполз с руки, приоткрыв красную татуировку чуть выше запястья. Тот же символ, что Мараси видела на оставленной для нее записке.

Мараси медленно, осторожно потянулась к кобуре под мышкой.

– Это ни к чему, – произнесла водитель, не сводя глаз с дороги.

Подъезжая к центру, они были вынуждены снизить скорость. Кто бы мог подумать, что в окраинном городе такое оживленное движение?

– Где констебль, которая должна была вести грузовик? – спросила Мараси. – Что вы с ней сделали?

– Ничего, – ответила женщина. – Жива-здорова. Забавно, что ты об этом спрашиваешь. То есть мне понятно почему, но лучше бы тебе иначе расставить приоритеты, Мараси.

– Это вы были в пещере? – Мараси слабо сжала рукоять пистолета, но не стала вынимать. – Та женщина в белой маске?

– В черной, – ответила незнакомка, пройдя небольшую проверку. – Да. Это была я.

– А вы… человек?

– На сто процентов. Просто я не местная. – Она сняла кепку, откуда вывалился хвост черных волос. Черты лица были необычными. Резко очерченные скулы, раскосые глаза, каких Мараси никогда прежде не видела.

– Вы с Южного Континента? – спросила Мараси.

– Нет. – Луносвет кивнула в направлении окна. – Терпеть не могу Билминг. Вроде бы все продумано, но подтекст напрягает. У каждого здания своя индивидуальность, но общий замысел чересчур очевиден. Это нельзя назвать искренним искусством.

– Как думаете, почему так вышло?

– Из-за влияния Трелла, разумеется.

– Пожалуйста, расскажите, что знаете. – Мараси подалась вперед.

Луносвет впервые посмотрела на нее. Самоуверенный взгляд, надменная полуулыбка на губах. Она внедрилась в группу констеблей, но ни капли об этом не беспокоилась.

– Что ж ты такая нетерпеливая, – произнесла Луносвет. – Мараси, мы чужакам так просто ничего не рассказываем.

– А если я вас арестую и допрошу?

– На каких основаниях?

– Противодействие работе констеблей.

– И каким образом я вам противодействую? Мне сказали вести грузовик, я и веду.

– Не надо отговорок. Вы притворились констеблем – это раз. Утаивать важную для расследования информацию противозаконно – это два.

Женщина улыбнулась и снова принялась следить за дорогой.

– Ох уж эти полицейские… на всех планетах одинаковые.

На всех планетах. Ржавь и Разрушитель…

Разумеется, Мараси знала о существовании других планет. Кандры рассказывали. Но… Ржавь, в это все равно было трудно поверить.

Поток машин стал настолько плотным, что им пришлось остановиться перед поворотом. К окну со стороны Мараси подскочил нищий. По инструкции Мараси открыла окно и сунула попрошайке несколько боксингов. В ответ оборванец передал клочок бумаги.

– Знаете, как проехать на улицу Биггль? – спросила Мараси, прочитав записку.

– Ага. – Луносвет повернула на перекрестке. – Это в промышленном районе.

Грузовик Мараси обогнал остальной караван и встал во главе. Все десять машин ехали плотной вереницей. На следующем перекрестке машина Уэйна пристроилась второй. Мараси видела, что Уэйн без умолку болтает с водителем, которым оказался Хойд, шофер Вакса. А он-то как в это ввязался?

– Сейчас уже не пойму, – сказала Луносвет, – то ли я за ним слежу, то ли он за мной. Хотя на самом деле мы оба следим за другими людьми…

– Что? Вы о Хойде? – уточнила Мараси. – Он ведь уже несколько лет работает у Вакса. Странный парень, чего греха таить, но…

Хойд посмотрел на них и кивнул Луносвет.

Проклятье. Что здесь вообще творится? Сколько времени она тратила на грабителей банков и рэкетиров, пока вокруг происходило ржавь знает что?

Хотелось бы ей знать, что именно.

– Ты никогда не задумывалась о разрушительной силе искусства? – спросила Луносвет.

– Искусство разрушительно? – Мараси нахмурилась.

– Любое новое направление в искусстве поглощает предыдущее, – сказала Луносвет, трогаясь с места вслед за другими машинами. – Расчленяет его и пожирает. Потом берет кости и наряжает в новую шкуру. Всякий вид искусства в некотором смысле пародия на то, что было ранее.

– Говорите, как человек искусства.

– Есть у меня кое-какие таланты, – призналась женщина. – Так сложилось, что меня заинтересовали причуды артистического мира… и его ценности, если можно так выразиться. Скажи-ка. Представь, что у тебя есть одна из шестнадцати редчайших картин знаменитого художника. Что ты сделаешь, чтобы твоя стала наиболее ценной из них?

– Если я подыграю, вы расскажете мне о Трелле? – спросила Мараси.

– А чем я, по-твоему, занимаюсь?

Мараси задумчиво наморщила лоб.

– Картин всего шестнадцать… и я должна сделать так, чтобы ценность моей стала выше остальных?

– Угу.

– Я бы сложила о ней таинственную легенду, – сказала Мараси. – Не стала бы ее никому показывать. Пускай остальные пятнадцать набьют людям оскомину, в то время как ценность моей будет увеличиваться, покуда легенда обрастает новыми невероятными подробностями. Люди начнут говорить: «А есть ведь еще одна, но ее никто не видел».

– Хитро, – согласилась Луносвет. – Мне нравится.

– А как бы поступили вы?

– Украла бы остальные пятнадцать, – ответила Луносвет. – И манипулировала бы рынком как заблагорассудится.

– Жестоко.

– Не так жестоко, как другие варианты. Мараси, эти, образно говоря, картины существуют. Две хранятся у бога вашей планеты.

– Разрушение и Сохранение.

– В точку. Поэтому Гармония – самая ценная, самая инвестированная сущность в Космере. А вот другой из шестнадцати решил, что лучший способ повысить себе цену – уничтожить остальных. И кое-кого даже смог.

– Это… Трелл?

Луносвет помотала головой.

– Нет, этого зовут Одиум. У Трелла – Автономии – другой план. Видишь эти здания? Эти дома? Все они – часть большой