– Они все пришли делать… это?

Цянь Сяохун быстро обвела очередь взглядом: все сплошь молодые девчонки, некоторые в фабричной спецодежде с названием предприятия, вышитым на груди. Одни молча ждали в одиночестве, другие пришли с подружками с работы и негромко переговаривались о чем-то, время от времени с безразличием посматривая на Цянь Сяохун и Ли Сыцзян, а на лицах их вдруг, словно слайды, вспыхивало выражение злорадства.

Цянь Сяохун покивала:

– Наверное, да, так что не бойся.

Цянь Сяохун отдала карточку Ли Сыцзян, нашла свободное место, села и вдруг улыбнулась:

– Сыцзян, знаешь, сколько нерожденных детей смывают в канализацию в больнице?

Ли Сыцзян невыразительно улыбнулась и произнесла:

– Хорошо быть гребаным мужиком – никакой ответственности!

Она ненавидела Куня, ненавидела за то, тот ее обрюхатил, а потом умыл руки, ведь это он должен был вести Ли Сыцзян в больницу.

– Ой, ты у нас еще и сквернословишь! Кстати, Сыцзян, а сколько тебе Кунь дал на больницу? – Слова Ли Сыцзян натолкнули Цянь Сяохун на мысль.

– Пятьсот юаней. Сказал, чтоб я сделала аборт, а потом хорошенько восстановилась.

– Черт! Вот скупердяй! Хотелось бы приволочь этого козла, чтобы посмотрел, через какие мучения ты проходишь! Сыцзян, ты должна без зазрения совести потребовать с него пять тысяч! Придурок! Еще и дешево отделался.

– А-Хун, как я могу чего-то требовать? Он ведь не специально мне навредил.

– Сыцзян, глупая, это само собой разумеется, он ведь тебя обрюхатил, а жениться даже и не собирался!

– Он… он же нечаянно, он меня любит!

– Етить! Слегка приправил свой подкат сказками про любовь – и все типа чинно-благородно? Чувства – такая штука, которой можно кого хочешь одурманить. Если бы он правда тебя любил, то раскошелился бы на пять тысяч, – пыхтела от злости Цянь Сяохун.

Ли Сыцзян смущенно озиралась по сторонам:

– А-Хун, ты потише!

– Сыцзян, слушай, сегодня после осмотра вечером сходим к Куню и потребуем денег, я буду вместо тебя говорить! Пятьсот юаней – это ничто! Если не разобраться с этой проблемой на корню, то дальше будет только хуже!

Только Цянь Сяохун договорила, как выкрикнули имя Ли Сыцзян. Она спряталась за Цянь Сяохун и дрожа вошла в отделение гинекологии.

– Когда была последняя менструация? – спросила врачиха лет пятидесяти, даже не поднимая головы. Все ее лицо покрывали веснушки, словно стая воробьев, кажется, поднимешь руку – и они испуганно разлетятся.

Ли Сыцзян не могла вспомнить.

– Кто из вас Ли Сыцзян? – Женщина подняла конопатое лицо, посмотрела на каждую из девушек по отдельности, а потом снова на Цянь Сяохун.

– Она! – Цянь Сяохун вытащила подругу вперед.

– Так когда была последняя менструация? – Голос Конопатой сверкал тем же холодным блеском, что и гинекологические инструменты из нержавеющей стали.

Бедняжка Ли Сыцзян дрожала всем телом, она долго шевелила губами, а потом произнесла:

– Закончилась примерно тридцать пять дней назад.

Конопатая записала, тихонько проговаривая слова себе под нос, как ребенок, переписывающий упражнения.

– Жила с мужчиной? – Тон Конопатой был твердым, как металл.

Ли Сыцзян замялась.

– Да, она спала со своим парнем! – ответила за подругу Цянь Сяохун.

– Есть какие-то симптомы? – Конопатая взглянула на Цянь Сяохун, веснушки, словно муравьи, расползлись по лицу.

– Каждый день тошнит… аппетита нет… – Ли Сыцзян старалась подобрать слова, чтобы описать признаки отчаянного токсикоза, и при этом громко рыгнула. Внезапно ей захотелось, чтобы доктор немедленно засунула руку ей в матку и достала эту штуковину, которая приносит такие страдания.

– Ты знаешь, что это больно? Если боишься боли, то не надо вести беспорядочную половую жизнь. – Конопатая явно привыкла к подобным вещам, а в голосе ее звучало ледяное злорадство, будто сама она беспорядочную половую жизнь не вела.

Черт! Вот ведь коза! Цянь Сяохун, услышав слова Конопатой, рассвирепела и про себя ругалась, однако не рискнула рот раскрыть, ведь если поругаться с Конопатой, то в итоге пострадает Ли Сыцзян.

Конопатая выписала целый ворох всяких бумажек: общий анализ крови, анализ мочи, УЗИ. Девушки отстояли очередь, чтобы оплатить исследования. Они напоминали двух новорожденных поросят, тянущихся за маминой титькой, сначала перед одним окошком, потом перед другим. Наконец все получилось, после чего можно было посидеть и подождать результатов анализов, приходя в себя после толчеи.

– Никаких противопоказаний. Будете делать аборт? Раньше были аборты? – Конопатая за секунду про смотрела все результаты.

Ли Сыцзян сначала помотала головой, потом покивала, чем запутала Конопатую.

– Доктор, она качает головой в ответ на последний вопрос, а кивает в ответ на первый. То есть раньше абортов не делала, а сейчас хочет сделать! – растолковала Цянь Сяохун.

Конопатая безразлично посмотрела на Цянь Сяохун, и взгляд ее напоминал комара. Цянь Сяохун хотелось поймать этого комара и изучить, однако комар полетел обратно, не достигнув лица Цянь Сяохун.

– На сегодня мест нет, приходите завтра утром! – прожужжала Конопатая по-прежнему ледяным тоном.

– Кошки по ночам во время течки орут, как резаные, псы рыскают повсюду в поисках подходящей суки, почему же у людей столько проблем? А-Хун, хорошо было бы, если бы от ребенка можно было избавляться так же легко, как помочиться. – Ли Сыцзян без конца строила предположения, не переставая надеяться, что вся эта история с беременностью – всего лишь сон, так же как голодным людям в бреду кажется, что у них есть и хлеб, и рис, и даже всяческие деликатесы. Но в отчаянии Ли Сыцзян понимала, что завтра придется передать нижнюю часть своего тела в ведение Конопатой.

Вопреки ожиданиям, Кунь с его приплюснутым носом больше не показывался, растворившись, словно капля воды в море.

8

Пятьсот юаней стали точкой в отношениях Ли Сыцзян и Куня. По словам Чжан Вэймэй, Кунь еще по-человечески с ней обошелся. После объявления политики реформ и открытости[68]в захолустном рыбацком поселке внезапно началась новая жизнь: когда люди набили кошельки, то новым развлечением стала охота за «сестричками с Севера», как в Гуандуне называли северянок, приехавших на заработки, с целью снять с них пробу. Большинство местных парней, подкатывавших к девушкам, вели себя как кобели. Встретив сучку, они нюхают ее там и сям, потом, изображая любовь, прижимаются ухом к уху. Сучка вначале начеку, но потом из тщеславия или по причине настоящей любви она наконец сдается под атакой нежности кобеля, тогда кобель благополучно завершает задуманное, и его след простыл. Чжан Вэймэй подытожила, что Ли Сыцзян еще повезло, она не встретила конченых негодяев, которые попользовались бы ею, как сексуальной игрушкой, накачали бы наркотиками и вовлекли в какую-нибудь преступную деятельность. Такие люди, словно пиявки, присасываются к твоей воле, которая начинает гноиться, как кожа. Чжан Вэймэй рассказывала так убедительно, будто лично щупала этих негодяев. Чжан Вэймэй по-новому удивила Цянь Сяохун. Когда Цянь Сяохун пересказывала все это Ли Сыцзян, то особенный упор сделала на «везении», чтобы хоть как-то залечить душевную рану подруги.