Еще пятьдесят метров, и мы у первых домов Романовки. Между тем на часах уже 14 часов 45 минут, солнце немилосердно печет. Погода явно предгрозовая, под стать паническому настроению противника. Над сельской улицей струится марево. И здесь вокруг ни души — та же картина, что и раньше. Отступающие войска неприятеля предпочитают обойти Романовку.

Я вздрагиваю от вскрика Вайзера, как от удара током. Петер резко тормозит. Вижу, как Вайзер, выхватив пистолет, стреляет по углу стены, а другой рукой швыряет туда гранату. Черт побери! Тут же замечаю готовое к бою противотанковое орудие русских и залегших у угла стены красноармейцев. Резко бросаюсь вправо, перебегаю улицу, бросаюсь на кучу навоза и буквально в двух шагах перед собой замечаю двух русских за пулеметом. Оба обезумело уставились на меня. И вот мы лежим и глядим друг на друга, выжидая, кто шевельнется первым. Я не решаюсь даже бросить взгляд в сторону, на дорогу. И тут гремит взрыв — прямым попаданием снаряда выведен из строя расчет нашей 2-см зенитки. Душераздирающий крик нашего раненого бойца переходит в стон. Петер зовет меня, насколько могу понять, он где-то позади. Со стороны дороги доносится лязг гусениц. Второй разрыв довершает дело — зенитка искорежена. Необходимо действовать, причем немедля, и выбираться из-за навозной кучи. Русские продолжают неотрывно следить за мной. Наверняка думают, что нас здесь сотни и тысячи и что пробил их последний час. Поэтому стоило мне лишь жестом дать им понять, чтобы они подобру-поздорову убирались, как они в мгновение ока исчезают, юркнув непонятно куда. И я тут же прыгаю к изуродованному орудию, а потом прижимаюсь к какому-то утесу, где обнаруживаю вестового Дрешера и своего водителя Петера. Вайзера нет, исчез. По словам Дрешера, он укрылся в доме слева.

Только сейчас до меня доходит, почему мы наткнулись на вооруженных русских. Головной отряд, заблудившись, заехал в Инриевку, а тут я возглавил головной отряд, вот и попался. Хоть бы уж поскорее подтянулся остальной батальон! Жду не дождусь гауптштурмфюрера Фенна с его 8,8-см орудиями. Хочется надеяться, что русские не додумаются контратаковать нас, потому что, если додумаются, наша песенка спета!

Нечего сказать, оказал услугу Герману Вайзеру. Едва не отправил его к праотцам! И как он только ухитрился вскочить на чердак? Вайзер отчаянно жестикулирует мне оттуда. Что он хочет объяснить? Непонятно. Чтобы я взглянул на танк? Нам безумно повезло, что этот утес защищает танк от снарядов русских. Вскарабкавшись чуть повыше, различаю на другом конце деревни небольшой самолет. Неужели снова напоролись на штаб противника?

Минуты тянутся невыносимо медленно. Справа отступающие русские продолжают взбираться вверх по склону. Мы сильнее вжимаемся в покрытую сухой степной травой землю. Танк меняет местоположение. Лязг гусениц приближается, потом снова удаляется. Вдруг из-за первой от нас хаты вылетает русская легковушка и резко берет влево, да так, что едва не переворачивается. В первую секунду мы не понимаем, в чем дело. Откуда взялась здесь эта машина? Но тут же начинаем палить по ней из всех видов оружия. Но она исчезает, оставив после себя лишь огромное облако пыли.

Наконец, позади лязгают гусеницы. Показывается тягач с 8,8-см зенитным орудием на прицепе. Бойцы, заметив нашу изуродованную противотанковую пушку, мигом оценили обстановку. Водитель тягача умело разворачивается, раз — и орудие уже готово к бою. Несколько секунд спустя вдоль улицы со свистом летят снаряды. Гауптштурмфюрер Фенн пытается расстрелять стоящий на деревенской площади самолет. Но это оказывается сложнее, чем предполагалось. Артиллеристы не могут разобрать цель, потому что 8,8-см орудие для решения таких задач не приспособлено. К самолету подъезжает легковушка, и чуть погодя птица устало взмывает в небо. Сделав круг над селом, самолет исчезает за горизонтом.

Стрельба из 8,8-см орудия сделала чудо: паралич последних тридцати минут словно рукой сняло. Какое наслаждение слышать, как над твоей головой свистят снаряды! Какую радость способен внушить этот звук тем, кто уже похоронил себя! Огородами пробирается тяжелый танк. Мы не можем его подбить из-за откоса, ограничивающего видимость. Занимают позиции пехотные орудия, выкатывают и противотанковую пушку, которая тут же вместе с 8,8-см орудиями начинает палить по колонне отступающих. Наконец в мое распоряжение поступает взвод саперов. С ними можно хотя бы атаковать село — надо же в конце концов узнать, что там творится!

Мы совершенно спокойно попадаем в первый из домов. Навстречу показывается взволнованный Вайзер и сразу велит саперам следовать за ним в подвал. У меня глаза на лоб лезут, когда я вижу, как из темного входа выбираются советские офицеры. Вайзер ведет меня в дом и докладывает:

— Вдруг слева от нас вижу русский танк. Экипаж сидит себе хоть бы что и уплетает обед за обе щеки. Не успел я оглянуться, как мы оказались уже у нашей пушечки. Я даже не знал, как поступить. Когда мы удирали, я на ходу пальнул по экипажу да еще кинул лимонку. Что уж там с русскими было, не знаю — у меня одно было на уме: как побыстрее отвалить. Распахиваю дверь в дом, а там… Целая толпа русских офицеров, склонившихся над расстеленной на столе картой. Заметив меня, они в первое мгновение просто окаменели, а потом, опомнившись, стали в окна выпрыгивать, а я с испугу бросился вверх по лестнице и наблюдал за ними из-за навозной кучи. А за домом вижу, как по улице наперегонки бегут русские, солдаты и офицеры. Те, кто постарше званием, вскарабкались на танк и ходу отсюда. Наверняка мы какой-то крупный штаб распугали!

Не успеваю я приглядеться к нашим пленным, как прибегает с докладом командир 2-й роты. У него такое лицо, что у меня враз пропадает желание отчитывать его. Командир 2-й роты поворачивается и бежит исполнять мои новые приказы.

Торжествующий крик Вайзера заставляет меня снова вернуться в дом. Он захватил кожаную куртку сбежавшего советского генерала. На столах повсюду карты. В смежной комнате вполне исправная радиостанция. Оказывается, мы пожаловали — ни больше ни меньше — в штаб 9-й советской армии. Увы, но командующий армией вместе с командующим авиакорпусом сумели улизнуть на самолете — легковушка здорово выручила их. Среди пленных несколько офицеров штаба и секретарша командующего авиационным корпусом. Все ведут себя вежливо и с достоинством. Только на допросе выясняется, что мы в колхозе X. в ходе стремительного продвижения заодно разогнали и штаб 30-й советской пехотной дивизии. 9-я армия в панике отступает в направлении Ростова.

Не скрывая гордости, докладываю обстановку в штаб дивизии. Но, получив оттуда ответ буквально такого содержания: «Ну и что с того?» моментально сникаю.

С трудом представляю себе, что ошарашило бы меня сильнее. Взяв себя в руки, отправляю в штаб дивизии одного из штабистов и секретаршу.

Вскоре мои радисты посылают в эфир приказы на русском языке. Наш замысел: склонить Советы к яростной обороне, с тем чтобы дать возможность корпусу Макензена замкнуть кольцо окружения.

Но русских уже не удержать — они по-прежнему бегут со всех ног.

Рота Бремера просит помощи. Подразделения слишком уж увлеклись преследованием противника. Что ж, подождем следующего дня, когда подтянутся силы пехоты.