— Мария, о чем вы думаете? — его голос звучит мягко, как никогда раньше.

Я думаю о косточках. Они прекрасны. Особенно со вкусом курицы.

— Вам холодно?

Почему бы ему не помолчать? И не мешать мне думать о прекрасных косточках со вкусом…

— Нет, — отвечаю я.

— Вы прекрасно выглядите. Как всегда.

— Вы весьма любезны. Как всегда.

Когда музыка закончится? Потому что мое воображение, похоже, исчерпано: не могу больше фантазировать на тему косточек.

— И я рад, что вы пришли.

Может, наступить ему на ногу? С каждой секундой я теряю контроль над собой: сдерживать дрожь во всем теле — занятие не из простых. Я опасаюсь Терехова. Я никогда и никого так не опасалась. Но самое ужасное заключается в том, что меня трясет не только из-за страха. Мне приятны его прикосновения. Мне нравится, как звучит его голос. Я нахожу его улыбку крайне сексуальной. И его глаза…

— Вам все еще весело? — спрашивает он бархатным голосом.

Похоже, он что-то задумал! Играть по его правилам или изобразить приступ мигрени и исчезнуть? «Конечно, первое! Играть и переиграть!», — вопит тщеславие. «Второе — и это даже не обсуждается!», — безапелляционно заявляет здравый рассудок. Но если я люблю шампанское, тогда почему никогда не рискую?

— Да, Феофан, очень, — отвечаю, подражая его интонации.

— И вы подарите мне еще один танец?

— Возможно.

Терехов прищуривает глаза и усмехается, словно видит меня насквозь. К сожалению, я не могу похвастаться аналогичной проницательностью: решительно не понимаю, что у него на уме. Игра по его правилам уже не кажется мне такой заманчивой: выиграть не удастся — для победы нужно уметь блефовать, а не просто скрывать любые эмоции под маской безразличия. Зря я все это затеяла!

Наконец музыка стихает. Хочу бежать со всех ног, но Терехов продолжает держать мою руку в своей.

— Сейчас будет шоу. Лучше всего видно с балкона на третьем этаже. Вы не составите мне компанию? — он улыбается.

Знаю, что сейчас самое время изображать приступ мигрени, но не хочу уходить. Мне даже удалось справиться с дрожью во всем теле — разве это не повод продолжить игру? Ведь я всегда смогу исчезнуть?

— Я же не откажу имениннику.

— Лучший подарок.

Он освобождает мою руку. Мы поднимаемся по лестнице. На втором этаже встречаем Рябинова.

— Маша, можно тебя на пару слов? — он выглядит встревоженным.

— Виктор, мы собираемся смотреть шоу. Присоединяйся, — в голосе Терехова слышно раздражение.

— Мы присоединимся совсем скоро.

— Да, Феофан. Это не займет много времени, — я улыбаюсь.

Немного поразмыслив, он оставляет нас наедине.

— Пойдем покурим. На улицу.

— Покурим? Это не может подождать?

— Нет!

Мы снова спускаемся, забираем вещи из гардероба и выходим на улицу. Глоток свежего воздуха — как нельзя кстати!

— Мать твою, Варнас, я же предупреждал тебя! — кричит Рябинов.

— О чем?

— Держаться от него подальше! Дерьмо! — он закуривает. — Я не хотел говорить, чтобы ты не загонялась. Этот м…к считает, что ты — моя любовница. И хочет отыграться.

— Что? Бред какой-то… С чего бы ему так думать?

— Да потому что он козел! Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы.

Меня словно ударили по голове чем-то тяжелым. Терехов хочет использовать меня, чтобы отомстить за интрижку двадцатилетней давности? Боже… Теперь все ясно, как день! Какая же я дура! «Я так и знал…», — здравый рассудок закрывает лицо руками, а тщеславие под похоронный марш самолюбия выбирает способ самоубийства.

— Ты зря волнуешься: у него ничего не выйдет, — безжизненным голосом произношу я. — Спасибо за заботу. Я хочу побыть одна. Но я скоро приду.

— Хорошо, — он делает затяжку и выкидывает сигарету в пепельницу. — Я жду тебя на втором этаже.

Этот вечер подбирается к первому месту в рейтинге самых ужасных. Ну уж нет! Я не позволю какому-то там Терехову остаться в моих воспоминаниях! Нужно отвлечься. Достаю телефон и набираю номер Гоши. Он отвечает после второго гудка.

— Крошка Мэри? Как вечеринка?

— Отвратительная. А ты где?

— Играю в покер.

— Обожаю покер! Я могу присоединиться?

— Понятно. Помнишь тот бар, где мы сидели с Уховой? Подтягивайся туда. Позвони, когда приедешь на место — я тебя встречу.

Вот и отлично! Шаров со своими пошлыми шуточками сможет быстро избавить меня от воспоминаний о мерзком Терехове!

Сидя в такси, набираю сообщение Рябинову: «Срочно пришлось уехать. Плюнь Терехову в лицо. От меня!». Ответа не приходит. Оно и к лучшему! Машина мчится по Садовому кольцу, а я смотрю в окно. Я справлюсь. Сворачиваем на Кутузовский проспект. Я смогу. Въезжаем в арку. Я сильная.

Расплачиваюсь с водителем и выхожу из машины, придерживая подол платья.

В слабоосвещенном помещении шумно и накурено, и я проклинаю Шарова (за то, что он все еще не вышел), а, заодно, и себя (за то, что не позвонила ему из такси). Наконец он появляется.

— Да ладно? Крошка Мэри, ты классная!

— Ты тоже ничего, — стараюсь быть дружелюбной.

Мы проходим первый зал, второй, третий, пока, наконец, не оказываемся возле железной двери. Гоша прикладывает пластиковую карточку, открывает дверь и пропускает меня вперед. Массивная деревянная дверь в конце длинного узкого коридора, освещенного напольными торшерами с красными абажурами, открывается.

— Маша, привет! — Пабло широко улыбается. — Круто выглядишь!

— Только не кончи в штаны, — Гоша ухмыляется.

Высокие потолки с деревянными панелями; покрытые терракотовой штукатуркой стены, на которых развешены фотографии городского пейзажа под старину, уставленные красивыми бутылками деревянные полки и старая потертая афиша, анонсирующая выступление какой-то группы со странным названием «PickllBerry 5 N.M.»; барные стулья с высокими спинками причудливых узоров — все радует глаз. Сегодня здесь приятно пахнет шоколадом, и мятой, и апельсинами. Как всегда, запахи не смешиваются — каждый из них индивидуален.

За барной стойкой нет мест, поэтому мы проходим в конец зала, где находится единственный стол. Гоша убирает табличку «Резерв» и подвигает мне массивное кресло, обитое зеленой кожей.

— Рассказывай, что же такого ужасного произошло на вечеринке бога «Оушен», если ты оттуда сбежала.

— Там все было ужасно. А откуда ты знаешь, где я была?

— Я знаю все, — фирменная улыбка появляется на его лице.