Во-вторых, удивила своей кажущейся непредсказуемостью дипломатия английского парламента. На протяжении 1645 года парламентские послы вели активные переговоры с гугенотами, шведами, голландцами и рядом немецких протестантских государств. На фоне споров со Швецией на вестфальских переговорах французское правительство, претендовавшее на гегемонию Франции в Европе после заключения мира, опасалось усиления протестантского крыла в стане победителей.

Тем временем английские протестанты воевали не на жизнь, а на смерть. В 1644 году один из парламентских генералов граф Манчестер высказал мысль, что «если мы побьем короля или девять, или девяносто раз, он все равно будет королем, но если король побьет нас, мы будем уничтожены или станем рабами». Граф открыл важную причину, по которой в результате трех английских революций – середины XVII века, Славной революции 1688 года и войны североамериканских колоний за независимость в XVIII веке – один король потерял голову, второй – трон, а третий – империю.

Джулио не зря последовательно проводил дипломатию заключения компромисса между королем и парламентом. В Париже английские мятежники были исключительно популярны. Еще в 1640 году во французской столице появилась брошюра о конфликте между Карлом I и парламентом, в 1641 году была переведена защитительная речь лорда Страффорда, а в 1642 году были изданы документы работы Долгого парламента и многое другое. Самой примечательной из всей этой литературы стала рукопись Сент-Амана под названием «Альбион», в 1644 году передаваемая в Париже из рук в руки. Автор рукописи сопровождал второй вояж графа д'Аркура в Англию, наблюдая по пути парламентский Лондон и роялистский Оксфорд. Рукопись была написана в полушутливых тонах и отражала лояльные настроения автора. Сент-Аман верил, что английский король придет к соглашению со своими подданными.

Кардинал забеспокоился, стал еще активнее проводить английскую дипломатию. В 1645 году Франция восстановила свой старый союз с Шотландией. Мазарини хотел заручиться поддержкой последней в английских делах. Он как будто предвидел, что летом 1646 года Карл Стюарт капитулирует и бежит к шотландцам.

Шотландцы-пресвитериане боялись усиления индепендентского крыла, которое представлял непобедимый Оливер Кромвель, в английской религиозной и политической жизни. К тому времени вождь революции стал абсолютно популярен, с ним фактически некому было соперничать. Его титаническая задача – разрушить старое и создать новое, «отлив» Англию, как расплавленный металл, в иную форму, – приближалась к цели. Вот как об этом писал Эндрю Марвелл:

В моменты ломки старого общества законы высшей справедливости перевешивают древние права и заставляют людей с более слабым духом уйти со сцены истории. Такова была судьба Карла I. Но Джулио до последнего момента хотел скорректировать ее.

В Ньюкасл, где находился английский король, срочно выехал французский посол Бельевр с предложениями мирного посредничества в отношениях короля с парламентом. 14 июля 1646 года туда были посланы предложения обеих палат парламента, фактически ограничивающие власть монарха. В трех ответах из Ньюкасла Карл I шел лишь на незначительные уступки, не затрагивая вопросы верховной власти и религиозного характера. Несмотря на титанические усилия Мазарини и его посла, приемлемого соглашения так и не было достигнуто.

Джулио был весьма раздосадован и писал Бельевру в ноябре 1646 года о том, что «королю еще раз необходимо обдумать то, что от него требуют». Кардинал был удивлен, что «хотя у него (Карла I. – Л. И.) был приемлемый выбор, он не нашел общих точек соприкосновения с парламентом, в результате чего его власть подорвана в последний момент: он совсем проигнорировал мнение подданных, как сохранить королевство. Он отказал им даже в свободном исповедании пресвитерианства». В конце своей инструкции Бельевру Мазарини заключил, что «продолжение гражданской войны в Англии благоприятствует вмешательству Испании в ее дела».

– Видит Бог, я не поступал бы так на месте английского короля, – признавался в конце лета того же года первый министр своей королеве. В действительности, и ему скоро предстояло испытать нечто подобное. И кардинал, возможно, наученный горьким английским опытом, поступит иначе.

В конце концов любое терпение лопается. Джулио дошел до того, что стал давать прямые и нередко довольно резкие указания английскому королю, по-прежнему не желавшему сдаваться. 10 декабря 1646 года первый министр Франции приказывает Бельевру «четко сказать королю Англии, что наша цель – общий мир… Король незамедлительно должен прибыть в Лондон, чтобы вновь обрести свою страну…». 8 февраля 1647 года в мемуарах Бельевра отмечалось, что «парламент пошел на большие уступки королю, а Его Величество ничего не желает слушать».

Вместо переговоров при одобрении постоянно пребывавшего в ставке роялистов испанского посла де Карденьи и стоявшего за его спиной Филиппа IV Карл I решил привлечь шотландцев на свою сторону в войне с парламентом. С шотландской армией король собирался идти на Лондон, несмотря на дипломатическое противодействие Франции. Соглашение между королем и шотландцами было подписано 26 декабря 1647 года. Но шотландцы не только гордые, но и достаточно хитрые, не надеясь получить денежную контрибуцию от Карла I, выдали короля за выкуп английскому парламенту. Впоследствии они пожалели об этом, но было уже поздно. Последние бастионы английских роялистов пали в марте 1647 года.

Узнав об этом, Джулио не на шутку огорчился и усилил нажим на своих дипломатов в Мюнстере. Как раз в это время он подхватил серьезную простуду и целых три дня провел в постели, тщательно обдумывая сложившуюся ситуацию. В английском вопросе он решил не сдаваться до последнего.

Французская тактика в отношении Альбиона несколько изменилась. Мазарини рекомендовал Бельевру поддерживать связи с правым крылом парламента – пресвитерианами, а также шотландцами, чтобы выработать приемлемое соглашение между ними и Карлом I. Английский король тогда находился под арестом во дворце Уайтхолл. «Отрадно, что ведутся переговоры Карла I и принца Уэльского с пресвитерианами», «необходимо хотя бы номинально восстановить его (то есть Карла I. – Л. И.) на троне», – писал кардинал в июне – июле 1647 года. Должного уважения к английской монаршей особе, как видно из писем Мазарини, уже не было.

Все же как тонко французский итальянец чувствовал обстановку в государстве, в котором никогда не бывал! И как плохо в ней разбирался тот, кто управлял этой страной, кто в ней родился и до кончиков ногтей являл собой тип истого англичанина! Но скажем в оправдание Карла I, что трудно бывает понять истинное положение дел, когда перед тобой лебезят, тебя прославляют, говорят тебе только хорошие новости, а плохие – сглаживают, когда тебя называют с поклоном «Ваше Величество» и постоянно льстят. Высокое положение и сопровождающая его лесть сильнее всякого вина и наркотиков дурманят голову и создают иллюзии. Таковых у английского монарха было очень много, и с ними он остался до конца.