chitay-knigi.com » Драма » Мать Тьма - Курт Воннегут

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 46
Перейти на страницу:

– Какую же?

– Наша страна, которой мы когда-то гордились, сейчас оказалась не в тех руках, – сказал Джонс. Он кивнул, а вслед за ним отец Кили и Черный Фюрер. – И, чтобы она снова вернулась на путь истинный, кое-кому надо свернуть голову.

Я никогда не встречал такого наглядного примера тоталитарного мышления, мышления, которое можно уподобить системе шестеренок с беспорядочно отпиленными зубьями. Такая кривозубая мыслящая машина, приводимая в движение стандартными или нестандартными внутренними по-буждениями, вращается толчками, с диким бессмысленным скрежетом, как какие-то адские часы с кукушкой.

Босс из ФБР ошибался, думая, что на шестернях в голове Джонса нет зубьев.

– Вы законченный псих, – сказал он.

Джонс не был законченным психом. Самое страшное в классическом тоталитарном мышлении то, что каждая из таких шестеренок, сколько бы зубьев у нее ни было спилено, имеет участки с целыми зубьями, которые точно отлажены и безупречно обработаны.

Поэтому адские часы с кукушкой идут правильно в течение восьми минут и тридцати трех секунд, потом убегают на четырнадцать минут, снова правильно идут шесть секунд, убегают на четырнадцать минут, снова правильно идут шесть секунд, убегают на две секунды, правильно идут два часа и одну секунду, а затем убегают на год вперед.

Недостающие зубья – это простые очевидные истины, в большинстве случаев доступные и понятные даже десятилетнему ребенку. Умышленно отпилены некоторые зубья – система умышленно действует без некоторых очевидных кусков информации.

Вот почему такая противоречивая семейка, состоящая из Джонса, отца Кили, вицебундесфюрера Крапптауэра и Черного Фюрера, могла существовать в относительной гармонии…

Вот почему мой тесть мог совмещать безразличие к рабыням и любовь к голубой вазе…

Вот почему Рудольф Гесе, комендант Освенцима, мог чередовать по громкоговорителю произведения великих композиторов с вызовами уборщиков трупов…

Вот почему нацистская Германия не чувствовала существенной разницы между цивилизацией и бешенством…

Так я ближе всего могу подойти к объяснению тех легионов, тех наций сумасшедших, которые я видел в свое время. И моя попытка такого механистического объяснения – это, наверное, отражение отца, сыном которого я был. И есть. Ведь если остановиться и подумать, что бывает не часто, я, в конце концов, сын инженера.

И поскольку меня некому похвалить, я похвалю себя сам – скажу, что я никогда не прикасался ни к одному зубу своей думающей машины, она такая, как есть. У нее не хватает зубьев, бог знает почему, – без некоторых я родился, и они уже никогда не вырастут. А другие сточились под влиянием превратностей Истории.

Но никогда я умышленно не ломал ни единого зуба на шестеренках моей думающей машины. Никогда я не говорил себе: «Я могу обойтись без этого факта».

Говард У. Кемпбэлл-младший поздравляет себя! В тебе еще есть жизнь, старина!

А где есть жизнь…

Там есть жизнь.

Глава тридцать девятая.Рези Нот откланивается…

– Единственное, о чем я жалею, – сказал доктор Джонс боссу фебеэровцев на лестнице в подвал, – что у меня только одна жизнь, которую я могу отдать отечеству.

– Посмотрим, не удастся ли нам откопать еще что-нибудь, о чем вы будете жалеть, – сказал босс.

Теперь Железная Гвардия Сынов Американской Конституции толпой вываливалась из котельной. Некоторые из них были в истерике. Паранойя, которую родители годами вбивали в них, внезапно реализовалась. Вот теперь их действительно преследовали!

Один из парней вцепился в древко американского флага. Он так размахивал им, что орел на древке цеплялся за трубы под потолком.

– Это флаг вашей страны! – кричал он.

– Мы это уже знаем, – сказал босс. – Отберите у него флаг!

– Этот день войдет в историю, – сказал Джонс.

– Каждый день входит в историю, – сказал босс. – Ладно, где человек, называющий себя Джорджем Крафтом?

Крафт поднял руку. Он сделал это почти что весело.

– Это флаг и вашей страны? – сказал босс с издевкой.

– Мне нужно рассмотреть его повнимательнее, – сказал Крафт.

– Как чувствует себя человек, когда такая долгая и блестящая карьера приходит к концу? – спросил босс Крафта.

– Все карьеры когда-нибудь кончаются, – сказал Крафт. – Я это понял уже давно.

– Может, о вашей жизни сделают фильм, – сказал босс.

Крафт улыбнулся.

– Возможно. Я бы запросил немало денег за право снимать этот фильм.

– Есть только один актер, который действительно бы сыграть вашу роль, – сказал босс. – Но его будет нелегко заполучить.

– Да? – сказал Крафт. – Кто же это?

– Чарли Чаплин, – сказал босс. – Кто еще смог бы сыграть шпиона, который был постоянно пьян, с 1941 по 1948 год? Кто еще мог бы сыграть русского шпиона, который создал агентуру, состоящую почти сплошь из американских шпионов?

Весь лоск сошел с Крафта, и он превратился в бледного морщинистого старика.

– Это неправда! – сказал он.

– Спросите ваше начальство, если не верите мне, – сказал босс.

– А они знают? – спросил Крафт.

– Они наконец поняли. Вы были на пути домой, а там вас ожидала пуля в затылок.

– Почему вы спасли меня?

– Считайте это сентиментальностью, – сказал босс.

Крафт обдумал ситуацию и укрылся за спасительной шизофренией.

– Все это не имеет ко мне отношения, – сказал он и вновь обрел свой прежний лоск.

– Почему?

– Потому, что я художник. И это главное мое дело.

– Непременно возьмите в тюрьму этюдник, – сказал босс и переключил внимание на Рези. – Вы, конечно, Рези Нот.

– Да, – сказала она.

– Доставило ли вам удовольствие ваше короткое пребывание в нашей стране?

– Какого ответа вы от меня ожидаете?

– Любого. Если у вас есть жалобы, я передам их в соответствующие инстанции. Знаете, мы пытаемся увеличить приток туристов из Европы.

– Вы говорите очень забавные вещи, – сказала она без тени улыбки. – Простите, я не могу ответить в том же духе. Сейчас не самое забавное время для меня.

– Жаль, – сказал босс небрежно.

– Вам не жаль, – сказала Рези. – Жаль только мне. Мне жаль, что мне незачем жить. Все, что у меня было, это любовь к одному человеку, а этот человек меня не любит. Жизнь его так поизносила, что он не может больше любить. От него ничего не осталось, кроме любопытства и пары глаз. Я не могу сказать вам ничего забавного, – сказала Рези. – Но я могу показать вам кое-что интересное.

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 46
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности