Когда Халилов наконец-то дозвонился из Калуги, Колосов уже знал, что Ренат ему скажет. Вечером Халилов приехал в Раздольск лично, когда там как раз шла эксгумация трупа — на месте работал целый десант: следователь прокуратуры области, бригада судмедэкспертов, криминалисты отдела специальных исследований, местные сотрудники, осуществлявшие проческу прилегающей местности. Ренат въехал в ситуацию моментально и не скрывал разочарования, ибо новости, добытые им с таким трудом, явно опоздали.

Колосов слушал его доклад.

— Поначалу все пошло у нас туго. Крестный, конфликтно, как мы и планировали, — делился впечатлениями Халилов. — Пленочку прослушаешь поймешь, кстати, не забудь продублировать, а то в прокуратуре вопросов потом не оберешься. В то, что я — это не я, а Акула-Карпов, Бриллиант поверил сразу. Даже убеждать особо не пришлось спецметодами. Вообще я все с ним провел чисто-благородно, никакого там пошлого рукоприкладства, чтобы не создавать калужским коллегам лишних неприятностей на суде, — мол, били менты при задержании и все такое… Сунул я ему культурненько ствол в зубы. Следов — ноль. Ну синячишка, возможно, у него на спине — а больше ничего, хоть освидетельствуй его тысячу экспертиз, — усмехнулся Халилов. — А он с ходу начал меня уговаривать, убеждать. Он умный, пес такой, и нервы у него крепкие. Даже в такой ситуации — видел же, что я наркоман, то и дело на истерику срываюсь, руки у меня ходуном ходят, вот-вот контроль над собой утрачу, — но даже в такой ситуации, Крестный, он говорил со мной как добрый папаша с ненормальным сыном — тихо, рассудительно, насколько это было возможно в его положении. Пленку прослушаешь — убедишься. Ну а я, как и договаривались, мало-помалу давал себя убедить. Начал поддаваться на уговоры, поплыл, в общем, отказался от плана мести, — тут Ренат снова усмехнулся. — Часа два мы так с ним балаболили. Гранта, Крестный, судя по его словам и даже не по словам — по интонации, по реакции на мои угрозы, по силе его убеждения, вряд ли они убрали. Михайлов искренне недоумевал, понимаешь? Трусил, пытался уверить меня в своей непричастности к смерти моего «побратима», старался не терять лица, не унижаться, но внутренне он сам недоумевал. И я это почувствовал, понимаешь? Ты мою интуицию знаешь, насобачился я с такими работать, настраиваюсь на нужную волну и… Михайлов, знаешь ли, даже не клялся в том, что они не убивали Гранта, — понимал, в той ситуации я б ни одной его клятве не поверил. Нет, он словно сам с собой размышлял. Просил меня подумать своей головой, не делать резких движений.

А насчет Сладких… Что ж, по этому поводу он мне почти сразу предложил выплатить остаток денег как «законному наследнику Антипова». Все напирал на то, что он «держит свое честное слово». Записано все это на пленочку, не остертится теперь. Я эту тему, как мы и договаривались, со всех сторон обсуждал, заставлял его повторяться. Это чтоб на суде никаких уж неверных истолкований смысла сказанного не возникало. Мы с Бриллиантом Гошей даже о встрече условились, когда он мне должен был деньги отдать. Вряд ли, конечно, сам понимаешь, это наше деловое рандеву состоялось бы…

Колосов слушал «отчет о проделанной работе», и у него язык не поворачивался сообщить Ренату о том, что разгадка их главной тайны была получена другим гораздо раньше и с наименьшей затратой сил и нервов. Но правды не скроешь.

И когда Халилов узнал — только плюнул с досады: «Ч-черт!

Нет бы на день раньше этих недоумков задержали!»

Своевременность и логика развития событий — вот чего всегда жаждал Колосов в своей работе. Вот чего с таким упорством просил у господа бога. И чего почти никогда не получал. Действительно, логики в этих самых «вновь открывшихся обстоятельствах» по раздольскому делу не наблюдалось ни малейшей. Ну кто, скажите, в наши аховые времена заботится насчет похорон мертвеца, случайно найденного на дороге?!

Кто? Только дефективный какой-нибудь, кому делать больше совершенно нечего!

Два новых фигуранта и были с явным приветом. Основательно трехнутые. Костик Листов — даун. Так у него черным по белому в справке, выданной раздольским психдиспансером, и значилось. Его младший брат Леня — Лелик вообще имбецил. Жили братья Листовы в многодетной семье в заводском районе Раздольска на попечении мамаши-алкоголички и отчима-инвалида. Жили плохо, едва-едва с голоду не помирали: мать все деньги — и свою зарплату, трудилась она дворником в бойлерной, и нищенские пособия — регулярно пропивала. Братья Листовы соответственно восемнадцати и пятнадцати лет болтались с утра до вечера по всему городу и его окрестностям. То бутылки собирали на станции, то за символическую плату подметали тротуар перед коммерческими палатками, то по электричкам ходили — клянчили. Жить-то надо, пить, есть и даунам-имбецилам.

Колосов хорошо помнил ретивого участкового Сидорова, крепко зацепившего этих двух юродивых на прямой улике.

Сам ведь ему поручил полторы недели назад добросовестно проверить версию пропавших без вести Андрея Яковенко и алкаша Соленого! Сидоров, что называется, и засучил рукава.

И ему-то и выпала удача. Точнее… Господи, какая же это удача — найти мертвое тело, объявить всем — родственникам, друзьям человека, пропавшего без вести, — не надейтесь, мол, все, баста, нет его уже в живых. Эх, лейтенант, лейтенант, вот и кончился весь твой «спецназ» в неполные двадцать четыре года. Нашли тело твое бездыханным, извлекли из сырой земли… Кто знал, что все случится именно так? Так нелепо, дико, страшно?

Участковый Сидоров, как все молоденькие и упрямые службисты, только-только произведенные из младшего комсостава в средний, подошел к задаче, поставленной перед ним «начальством из Главка», со всей серьезностью. Он начал свой личный сыск с того, что связался с отделом по без вести пропавшим и получил оттуда подробнейшую ориентировку с описанием примет Яковенко. Вызубрил наизусть все признаки: во что предположительно тот мог быть одет, какие вещи имел при себе. В перечне вещей значились приметные часы — Яковенко, по словам сослуживцев и родных, никогда с ними не расставался: наградные, «Командирские», полученные за операцию по освобождению автобуса с заложниками в Пятигорске.

Целую неделю Сидоров старательно обходил окрестности Мебельного поселка, где проживала бывшая супруга Яковенко. Беседовал с людьми. Посещал местную школу, разговаривал с учениками, учителями. По вечерам дежурил на станции, показывая торговцам коммерческих ларьков фотографию Яковенко. Расспрашивал, наводил справки и вот… Однажды вечером вдруг увидел эти самые приметные часы — циферблат белого металла, российская государственная символика, надпись «МВД РОССИИ» — на руке… азербайджанца Ахмеда, державшего на вокзале Раздольска «духан» — сосиски, шашлык, пиво, толма в капустных листьях. Все это продавалось в пластмассовом вагончике, где пара-тройка летних столиков и колченогих стульев, кофеварка да гриль.

Ахмед почти сразу же указал участковому на братьев Листовых. Их звали на станции Полторыизвилины. Однажды вечером где-то в конце апреля, по словам Ахмеда, Полторыизвилины приплелись к вагончику и попросили «пивца и чего-нибудь пожрать горяченького». Ахмед потребовал деньги вперед. И тогда Костик-даун протянул ему вот эти самые часы.