— Слышала? Я громко говорил?

— Нет, но видела, как ты злишься.

— Это к нам не относится никак, это бизнес. Иногда приходится быть жёстким. — Антон протянул ко мне руку, коснулся моего голого плеча, после чего скользнул взглядом по моему телу в нижнем белье. Улыбнулся. — Примеряй платье, и ни о чём не думай. Это твой день.

В итоге, я купила два платья, туфли и сумочку. И это не считая пары комплектов умопомрачительного нижнего белья и чего-то «прозрачного». И мои мысли уже не так часто возвращались к той ужасающей статье в газете. Не каждую минуту, как утром, а каждую пятую. Мы пообедали в ресторанчике при торговом центре, Антон, конечно же, кухню забраковал, а вот я с удовольствием съела салат и пирожное, и не позволила ему соблазнить меня бокалом вина. Память о моральном падении ещё была жива, и теперь я пообещала вести праведный образ, о чём Антону и сообщила в машине. Он так хохотал, что это было попросту неприлично, и это я ему тоже сказала, и добавила, что мне, конечно, придётся трудно. Потому что праведность и имя Антона Бароева, по всей видимости, на одной линии стоять никогда не будут. Но дальше мне в голову снова пришли мысли о маме, то есть о том, что оправдываясь за своё поведение, мне придётся говорить и об Антоне, а зная маму, она потребует познакомить её с… поклонником единственной дочери. Проговорив про себя слово «поклонник», я голову повернула и на Антона взглянула, уже с определённым умыслом, окинула оценивающим взглядом. Мы возвращались к нему домой, выезжали из города, и он сидел в расслабленной позе, уверенно ведя машину и пристроив локоть на открытом окне, но выглядел при этом задумчивым, я бы даже сказала, не на шутку призадумавшимся. А я на его футболку посмотрела, на потёртые джинсы, вспомнила про небольшую татуировку пониже локтя, и некоторое время её разглядывала. Птица, парящая в небе. Что ж, ему подходит. Но вспомнив о маме и её мнении, успокоила себя тем, что ему идут костюмы. Это маму должно впечатлить.

Но вопрос: захочет ли Антон знакомиться с моей семьёй?

Следующее утро стало кошмаром. Я шла по школьному коридору и понимала, что меня разглядывают, разглядывают так, будто до этого дня и не знали. И чувство такое, что в школьном коридоре тише, чем обычно. Ученики оборачиваются мне вслед, другие педагоги при встрече здороваются чуть слышно и отводят глаза, а я в новом платье, на каблуках, будто сегодня лучший день моей жизни или, по крайней мере, день рождения. Вошла в учительскую, натолкнулась на чужие взгляды, стерпела и негромко поздоровалась. И только Лена смотрела на меня торжествующе и разве что не аплодировала. Я подошла, поставила сумку, а её предупредила:

— Не говори ничего.

Она всё-таки засмеялась, точнее, беззвучно затряслась, не спуская глаз с моего красного лица. А я добавила, причём громче, чтобы все присутствующие слышали:

— Антон сказал, что мы подадим опровержение.

— Что опровергать будете?

Я шепнула ей:

— Не знаю. Но он обещал!

Лена сделала жест рукой.

— Мне ваших проблем не понять, конечно.

— Перестань, — шикнула на неё я. Оглянулась на Марию Сергеевну, неслышно прошедшую за моей спиной, а когда та вышла из учительской, и мы с Леной одни остались, я с облегчением опустилась на стул. И призналась: — Это кошмар, все на меня смотрят. Никогда бы не подумала, что наши дети читают газеты. Я словно через строй прошла.

— За удовольствия надо платить, слышала о таком? А развлеклась ты на этих выходных, надо думать, на всю катушку. — Лена придвинулась ко мне, заглянула в лицо. — Скажи хоть, это того стоило?

Ответить я не ответила, попыталась спрятать улыбку, зато сделала очень тонкий жест, его частенько итальянцы используют, по крайней мере, в итальянских фильмах я видела его не раз, и означал он примерно одно: феноменально.

Ленка странно взвизгнула и выглядела искренне обрадованной. Вот за это я её и люблю, за то, что она умеет от души радоваться чужим успехам.

— Это самое главное, — заявила она, — а на разговоры внимания не обращай.

— Лена, это не разговоры. Это на первой полосе областной газеты. Ты статью читала?

— Читала. Много наврали?

— В том то и дело, что нет. Но преподнесли как-то… неприятно.

— Это их работа, грязь выискивать. А что там про женитьбу на младшей дочери?

— Антон говорит: бред. Но Алиса, моя сестра, в него явно влюблена. И сильно.

— Сколько ей?

— Двадцать два.

Лена легко отмахнулась.

— Другого мальчика себе найдёт. Куда ей с таким экземпляром справиться?

Я нервно усмехнулась.

— Лен, если бы ты её видела, то поняла бы, что я против неё наивная девочка. Она выросла рядом с такими, как Антон.

— Ну, значит, наш змей-искуситель предпочитает молоденьких, наивных девушек с чистыми помыслами.

Я поднялась, провела ладонью по новому платью.

— Видно, что мои помыслы так уж чисты?

Прозвенел звонок, и Лена с неохотой поднялась. А мне сказала:

— Чем больше мужчина тратит, тем сильнее у него привязанность. Поверь, я знаю.

— Я подумаю об этом, — пообещала я.

На следующей перемене в учительской меня поджидал сюрприз: роскошный букет розовых роз. Штук пятьдесят, не меньше. Я к своему столу подошла, оглянулась на других учителей, а мне с милой улыбкой сообщили:

— Тебе принесли, с курьером.

Секунда, две, и я хлопнула ресницами и разулыбалась напоказ. Но ничего не сказала, изобразила загадочность и вернулась к цветам. Наклонилась к ним, чтобы вдохнуть аромат, прикоснулась к нескольким бутонам. А потом вышла в коридор и набрала номер Антона, и тогда уже без всякого умиления поинтересовалась:

— Это что такое?

Он в ответ на мой тон хмыкнул и проговорил отчётливо и с расстановкой:

— Привет, милая. Тебе понравились цветы?

— Огромный букет.

— Как и мои чувства к тебе.

Мы всё ещё говорили про его искренность и мои сомнения, поэтому я лишь рассмеялась, но затем поблагодарила его.

— Спасибо. Красивые цветы. Но не стоило. На работу.

— Я подумал, что если продемонстрирую твоим коллегам всю серьёзность наших отношений, они не станут задавать тебе лишних вопросов.

— Они и не задают, Антон. Они только смотрят, а между собой шепчутся. В общем, ужасный день.

— Серьёзно? А мне помнится, что начался он весьма приятно.

Я как по заказу принялась оглядываться, словно нас подслушать кто-то мог.

— Перестань.

Антон рассмеялся.

— Не красней, на тебе красное платье.

— А тебе обязательно надо мне об этом напомнить. — Я приложила ладонь к щеке, конечно же, она показалась мне излишне горячей. И чтобы сменить тему, я спросила: — Чем ты занимаешься?