Она выходит с ним на палубу, стоит и смотрит, как он слезает в надувную лодку, устраивается, берет весла. Она бросает ему конец.

– Приветик, – говорит крановщик – и больше ничего. В темноте Мод его почти не различает. Лодку уносит течением. Весла плещут торопливо, пока он выбирается на курс, затем ровнее – удаляется.

В кают-компании Мод мерзнет. Моет один стакан, наливает воды, пьет. Опускает брандерщит, сдвигает крышку люка, запирает, опять снимает джинсы и заползает в «гроб». Есть чистое белье, в рундуке пять или шесть пар, но ей не до того, это все чепуха. Она выключает лампу над штурманским столиком и лежит на спине в темноте, натянув спальник до подбородка. Чуточная дрожь, чуточная боль – в основном ноют поясница и низ бедер. Мод согревается, дрожь почти унялась, почти приятна. Он ушел с полчаса назад, а она уже засыпает, уплывает в сумятице послеобразов, последствий, и тут вновь слышит шаги наверху – но тише, тише и легче. Легкие шаги по палубе. Легкие шаги переходят на крышу надстройки. Легкие шаги по крыше – замирают прямо над ее лицом. Может, конечно, и птица. Но чтобы птица села на палубу в темноте? Мод тянет руку, касается подволока, прижимает к нему пальцы.

На дворе воскресенье, делать на верфи вообще-то нечего, но Роберт Карри ставит машину на своем парковочном месте и идет туда, где двор резко обрывается в воду. Туман над рекой так густ, что подбрось монетку – потеряешь из виду, пока снова не упадет на ладонь. Проезжая вдоль мыса, Роберт Карри видел туман сверху: плато, туманная гладь, и вокруг, словно там уже все закончено, а остальное пока грезится, – зелень лесов и полей на холмах.

Вряд ли туман протянет долго. Поживи на побережье – усвоишь повадки этих туманов. Иногда держатся по полдня, но едва тончают, едва себе в нутро впускают солнце – сгорают за час.

Роберт Карри отступает от воды (засмотришься на туман – того и гляди начнешь чудить), идет к машине, прислоняется к дверце. На заднем сиденье в оранжевой сумке «Сейнсбери» лежит инвертор «Виктрон» – как прояснится, Роберт Карри доставит его на «Киносуру». Приятель приволок инвертор накануне вечером, и Роберт Карри уплатил ему из налички, которую хранит в холодильнике, в пластиковой папке. Приладить – дело нехитрое. Он уже придумал, куда его поставит. А между делом поговорит с ней, расспросит, что затеяла (если затеяла, в чем он уже сомневается). Говорить будет прямо – он это заслужил. Не отступится, выжмет из нее правду.

Если отойти от тумана подальше, уже тепло. Роберт Карри растирает шею, горло. С утра он побрился и не помнит, когда в последний раз брился в воскресенье. Даже чуть не капнул лосьоном из стеклянного флакона с пыльными плечами, но представил, как будет чуять себя в тесноте кают-компании, где от собственного запаха никуда не деться, – и оставил флакон на полке над раковиной. Название у лосьона дурацкое. Зачем вообще покупал – непонятно.

Мачты яхт у ближайшего понтона прояснились до верхних краспиц. Так и уходит туман – сверху и до самой воды, где несколько минут дымными клоками еще летают последние ошметки. Роберт Карри открывает дверцу, вынимает оранжевую сумку, смотрит на инвертор, достает из багажника аккумуляторную дрель и направляется к воротам, выходящим на понтоны. Набирает четырехзначный код, по косому настилу спускается туда, где стоит верфная моторка, жестко-надувная, с двухтактным подвесным двигателем. Обычно к ней привязана гребная лодка, но нынче утром лодки нет, что слегка удивительно, хотя такие лодки имеют свойство появляться и исчезать – они считаются как бы общественной собственностью. Ладно, Роберта Карри не касается – сегодня уж точно не до того. Он стоит на понтоне, следит, как рассеивается туман. Солнце нашарило все яхты у понтонов, река на двадцать ярдов от берега сверкает родником. Посреди реки туман всего упрямее. Роберт Карри прикрывает глаза ладонью, ждет. Из тумана взлетает птица, ловит солнце крыльями и на миг будто вспыхивает серебристым пламенем.

Роберт Карри уже различает мачту яхты на стоянке у городского берега – неплохой шлюп по имени «Афелий». За ним «Черная ведьма», а затем пока что призрачный парусно-моторный «Жаки». «Киносура» у «Жаки» за кормой, но туман ее еще не отдал. Роберт Карри ждет, отворачивается, чтобы в глазах не плыло, снова смотрит, пересчитывает лодки. Видит швартовную бочку «Киносуры» – серый шар, постепенно розовеет. «Киносуры» – ни следа. Роберт Карри стоит не шевелясь, пока внизу по реке не проступает топливная баржа, а вверху – изгиб берега и колокольня, эскизно прорисованная на фоне холмов вдалеке. Нет, он ничего не перепутал. И, в сущности, не сильно удивлен. Кивком и взмахом руки он любезно салютует воде, подхватывает сумку, дрель и идет к машине.

Ночь она проводит в Фои, на гостевой стоянке против городского причала. Наутро, включив радио, чтобы не пропустить предупреждения с полигонов у мыса Додмен, идет вдоль побережья, считает мысы, в три часа дня с приливом входит в Фалмутскую гавань, где свежевыкрашенный маяк, а к пастбищам и копотливому облаку вздымаются алеврит, сланец, песчаник. Мод убирает паруса, запускает двигатель, следом за другой яхтой мимо восточного волнолома заходит на внутренний рейд, а затем в марину. На понтоне болтаются двое, они и принимают швартовы. Отпускают комплимент яхте, пытаются разговорить Мод, а увидев, что разговоров не будет, удаляются, ничуть не обидевшись.

Она наводит порядок, проверяет кранцы, затягивает швартовы, заводит кабель к розетке на понтоне. Закончив, варит пасту, замешивает туда банку тунца вместе с маслом и съедает это все в кокпите. Приходит женщина из администрации марины. Ей очень неловко беспокоить Мод.

– Вы у нас надолго?

– На ночь, – отвечает Мод. Губы и подбородок лоснятся от масла.

Когда женщина уходит, Мод моет кастрюлю и тарелку в воде, согретой двигателем на входе в гавань. Мод устала, но по ней не скажешь; знает, что потом устанет сильнее, гораздо сильнее. Идет в город в чем была – шорты, летний свитер, кроссовки четвертого размера, которым уже сто лет. Порой видит себя в витринах, но едва ли склонна присваивать эту тень в стекле. Один раз, словно блуждая в лесу, замирает на узком тротуаре и озирается, вдруг испугавшись, что не найдет обратную дорогу к яхте. Всего на миг; затем какая-то девочка, болтая по телефону, пихает Мод худым голым плечом, и та идет дальше.

В супермаркете она берет две тележки – одну тянет за собой, другую толкает. Списка не написала, но список в голове. Сухая провизия, консервы, двадцать пачек риса в пакетах, всех сортов. Хлеб в вакуумной упаковке, бекон в вакуумной упаковке. Ржаные хлебцы, рисовые хлебцы. Кофе, чай, шоколад. Сухое молоко. Три дюжины яиц. Двадцать апельсинов и двадцать лимонов. Картошка, морковь, лук, огородная и кочанная капуста.