– Знаешь, ты здесь уже довольно долго, а так и не рассказал, почему на самом деле приехал в Черную Лощину, – проговорила она, собрав тарелки.

Мейсон теребил край скатерти.

– Наверное, пытался сбежать.

– Сбежать? – Она помолчала, намыливая посуду. – От большого города?

– Что-то в этом роде. – Мейсон вспомнил, с какой радостью оставил заботы позади и окунулся в мирный сельский пейзаж. – Город и весь тот стресс, что с ним связан, действительно повлияли на мое решение.

Опустошив раковину и вытерев руки, Аннабель вернулась к столу и заварила ромашковый чай.

Она поставила кружку перед Мейсоном.

– Продолжай.

Он придвинул к себе кружку с чаем и глубоко вздохнул. Аннабель поделилась с ним историей о болезни Матиаса, однако Мейсон так и не рассказал ей о своей профессии.

– Я онколог, – произнес он наконец и поднял взгляд, чтобы оценить ее реакцию.

Женщина опешила, и он подумал, уж не расстроил ли ее. Возможно, его признание всколыхнуло неприятные эмоции.

– Оканчиваю ординатуру, – продолжил он, не получив ответа, – мне поручили самостоятельно вести моего первого пациента. Своего рода проверка, смогу ли я справиться с бременем ответственности за пациента в терминальной стадии. – Он теребил нитку на кромке ткани. Все, что он так усиленно прятал внутри, вновь подкатило к горлу. – Я… м-м… провалил тест.

Аннабель обхватила кружку ладонями, покачивая ею из стороны в сторону.

– Это нелегко, – тихо произнесла она. – Именно поэтому многие врачи так быстро сдаются.

– Как мой начальник, – вздохнул Мейсон. – Он один из таких. И думаю, он специально поручил мне тот случай. Хотел преподать мне суровый урок, но я боролся до самого конца.

– Что ты имеешь в виду?

Мейсон проглотил комок в горле. Он не был уверен, готов ли, но другого способа выяснить это, кроме как просто прыгнуть, не существовало.

– Ее звали Аманда. – Он сделал паузу, вспоминая, как это было, когда он впервые держал в руках результаты ее анализов. – Я должен был сказать семье, что у их дочери нет ни единого шанса. И свои последние шесть месяцев она должна провести, занимаясь тем, что делает ее счастливой. Но я просто… я не мог. Они искали человека, который дал бы им надежду… – Мейсон замолчал, горько усмехаясь про себя, каким глупцом он был. – Решил поиграть в героя.

Аннабель улыбнулась, но ее взгляд казался пустым.

– Ты решил проявить доброту. – Она потянулась и сжала его руку.

Мейсон покачал головой, не в силах ответить взаимностью. Ее слова нисколько его не утешили. Он не искал сочувствия; он хотел осуждения.

– Я лишь старался быть рассудительным. Чудеса случаются, сказал я себе. Позитивное мышление, поддержка семьи, сосредоточенность на цели – все это не раз помогало пациентам чудесным образом преодолевать трудности.

– И это действительно помогает! – Аннабель крепко держала его за руку, ее глаза блестели. – Мой Мэтти прожил много лет после того, как истек его срок годности. – Это была самая черная шутка, которую он когда-либо слышал. – Что ты им сказал? – тихо спросила она, потянувшись за коробкой с салфетками, ее щеки блестели от слез.

– Не сдаваться.

Аннабель кивнула и отвернулась, устремив взгляд в окно.

– Порой это все, что нам остается.

– Вы не понимаете, – прошептал Мейсон, со слезами в глазах признаваясь в том, что назначил экспериментальное лечение и как оно в итоге отразилось на качестве ее жизни. – Я убедил их, что бывали случаи, когда это лечение давало удивительные результаты.

Он вглядывался в ее глаза в поисках чего-то иного, кроме печали и сожаления, возможно, он искал отвращение.

Аннабель опустила взгляд. Он услышал тихий всхлип, быстро заглушенный резким вдохом.

– Когда она?..

– Прошло почти три месяца, – ответил Мейсон. – Она умерла от маточного кровотечения, которое явилось побочным эффектом агрессивного лечения. – Это стало самым тяжелым испытанием в его жизни и, безусловно, самым ужасным. Смерть наступила слишком стремительно, несмотря на все приложенные усилия. Мейсон мог лишь наблюдать, как месяцы лечения и надежды разрушились в считаные секунды. Семья Аманды была раздавлена, переполнявшее их горе оказалось слишком велико, чтобы они могли подумать, кого в нем винить. В довершение всего они даже пожали ему руку. Спасибо за все, что вы сделали, – сказали они, но все, что он сделал, – это убил их дочь. Он получил приглашение на похороны, проигнорировать которое не смог из чувства долга.

– Две недели спустя, – продолжил он, – я взял отпуск. Мне нужно было сбежать от стресса и чувства вины.

Последовала гнетущая тишина, они молча сидели друг напротив друга. Мейсон видел перед собой не Аннабель, а мать ребенка, чью жизнь он сократил из-за собственного нежелания принять один простой факт: люди умирают.

– Я тебя прощаю. – Слова Аннабель прозвучали так тихо, что едва достигли ушей Мейсона. Казалось, она точно знала, в чем он нуждается, ведь и сама слишком долго пыталась выстоять на этом поле боя. Женщина сжала его руку, давая понять, что она все еще рядом. – Так поступают все матери.

– Спасибо, – выдохнул он, его плечи поникли, словно с них свалился груз. Возможно, именно сейчас настал момент облегчения, которого он так долго искал, и его разбитое сердце наконец-то сможет исцелиться. Впервые он мог взглянуть в глаза Аннабель, как Мейсон Эванс, а не как врач, терзаемый чувством вины за свой провал. Он робко улыбнулся, в его груди разлилось тепло.

Аннабель улыбнулась в ответ, молчание затянулось, и женщина наконец отпустила его руку и отстранилась.

– Ты, наверное, устал, – проговорила она, хотя тоже выглядела измотанной.

– Думаю, лягу сегодня пораньше, – решил он, одним глотком допивая чай и возвращая кружку в раковину. Мейсон хотел побыть один и обдумать то, что сейчас произошло. Он взглянул на Аннабель, оставшуюся сидеть за столом.

– Увидимся утром, – произнес он, получив в ответ неуверенную улыбку.

Остановившись на полпути к выходу, Мейсон обернулся и вновь взглянул в искаженное печалью лицо Аннабель. Их разговор, несомненно, пробудил болезненные воспоминания. Он открыл было рот, чтобы спросить, в порядке ли она или ей нужно выговориться, но остановился. Что он мог сказать ей такого, чего она уже не слышала от дюжины других доброжелателей? Если его попытка утешить приведет лишь к обратному результату? Сердце Мейсона наконец-то пело от облегчения; он не хотел снова все испортить.

Решив покончить с трудностями, Мейсон поднялся по лестнице. Приняв долгий горячий душ, он забрался под одеяло и растянулся на матрасе. Впервые за долгое время он по-настоящему ощутил, как его матрас с эффектом памяти приятно обволакивает тело. Прикрыв глаза, Мейсон потянулся к прикроватной лампе, у основания которой мирно покоился радужный камень сновидений.