не смог это произнести? Почему ему непременно надо было делать вид, что все хорошо. Что все всегда получалось именно так, как ему и хотелось.

Но на этот раз для разнообразия довольный вид ему не слишком удался. Он был огорчен и даже не сомневался, что это огорчение четко читалось у него на лице, пусть и против его воли. Может быть, даже больше, чем огорчение, — на его лице был смертельный страх.

Чтобы как-то умерить этот страх и придать их разговору вполне мирное настроение, как предположил Хофмейстер, директор пару раз по-дружески похлопал его, как будто почти не уволенного сотрудника, по плечу и сказал:

— Разве не об этом мы все мечтаем? Чтобы нам платили, а работать было не надо? Наслаждайся! Отправляйся путешествовать. Или займись греблей. Ты же всегда хотел заниматься греблей. Так что давай, освобождай свой рабочий стол и делай теперь, что хочешь. Я тебе даже завидую, старик, честно тебе скажу, я тебе завидую, Йорген.

Директор второй раз пожал Хофмейстеру руку, и тот почувствовал себя марионеткой, которой управляли. Не он сам, а кто-то за него контролировал его движения, слова, даже его мысли. Что-то было сильнее его собственной воли. Страх, стыд, боязнь создать лишние проблемы.

Ведь была же какая-то гордость в человеке, который принимал все, что с ним происходило, ни за что не цеплялся. Гордость человека, который после падения спокойно поднимается на ноги и идет дальше как ни в чем не бывало.

— Мы, конечно, не забыли, сколько всего ты сделал для нашего издательства, — сказал директор. — Очень много всего, и тебе не всегда было легко и просто, мы это знаем. Так что мы, конечно, хотим официально с тобой попрощаться, все как положено. Когда скажешь, только дай знать, чего бы тебе самому хотелось. Может, скромно отметим все вместе? За ужином? Или хочешь подарочную карту? Но уже сейчас я хочу сказать тебе: мне было приятно с тобой работать, и всего хорошего тебе, Йорген. Наслаждайся жизнью! Знаешь…

Он наклонился еще ближе к Хофмейстеру, как будто хотел поведать ему тайну, которую больше не мог хранить в себе.

— Наверное, странно слышать это от человека, который всю жизнь проработал с книгами. Но самое прекрасное в этой жизни — не книги, Йорген, самое прекрасное — это наши дети. Поезжай к своей дочке во Францию. Скоро у тебя и внуки появятся. Как прекрасно. Займись с ними греблей, ходите на лодке под парусом, купи им водные велосипеды. Дети обожают воду.

Хофмейстер вдруг почувствовал во рту косточку. Маленькую косточку, наверное виноградную. За обедом он ел фруктовый салат. Он судорожно сглотнул и проглотил ее.

Директор сказал все, что хотел.

Хофмейстер в задумчивости направился к двери. На пороге он обернулся и спросил:

— Текущие дела, я должен их кому-то передать?

Директор махнул в его сторону рукой. Великодушно, но при этом по-молодежному. Он присел на край стола.

— Забудь о делах, — сказал он. — Художественная литература с Востока — мы с ней закончили раз и навсегда. Теперь у нас все будет по-другому. Времена, когда книжку можно было купить только в книжном магазине, прошли. Заправки, супермаркеты, банки, да-да, и банки тоже, аптеки, комнаты ожидания в поликлиниках, кафе, мы везде будем продавать наши книги, на каждом углу теперь будут продаваться наши книги. Мы не позволим себя маргинализировать. Ведь это смертельно опасно для общества, если его передний край забьется в угол, если элита станет довольствоваться нищенской позицией. Настоящая культура, истинная культура — это власть чисел, количества, и ничего другого, Йорген. Власть чисел.

Директор начал брызгать слюной, а это был знак того, что он вошел в раж. Он редко так распалялся, но если такое происходило, он начинал брызгать слюной. У Хофмейстера не было выбора, ему пришлось задержаться у двери, потому что ему полагалось еще что-то помимо его увольнения, которое было не совсем увольнением, лебединая песня его ухода, импровизированный гимн прощания с редактором отдела переводной художественной литературы.

— Группы населения, о которых принято говорить «они никогда не читают», Йорген, — продолжал директор. — Так вот, мы заставим их читать. Малообразованные мужчины. Ты сам увидишь, не пройдет и пяти лет, как они откроют для себя дорогу к книге, но, скорее всего, не через книжный магазин, а возможно, через бензозаправки или видеотеки, или через винные магазины, а может, и через секс-шопы, по мне, так почему бы и нет. Но дорога к книге станет и их дорогой. Например, мусульмане. Все говорят, забудьте о них, они вообще не читают. Они неграмотные. Ерунда, скажу я вам, просто до них нужно достучаться, нужно углубиться в их потребности. Ортодоксальные евреи. То же самое. Свидетели Иеговы, эти люди ведь тоже смотрят телевизор, пусть тайком, но ведь если они тайком смотрят телевизор, то они могут и тайком читать книгу. Продажи — это демография. И мы подойдем к нашим клиентам с демографической стороны, мы изучим их, мы их исследуем, и потом мы обработаем их соответствующим образом. Со всем вниманием, разумеется. Но соответствующим образом. И безработных, и хулиганов. Все, что касается средств массовой информации, касается и издательств. Мы сможем выжить, только если будем относиться к клиенту как к равноправному партнеру. Только когда мы прекратим свысока решать за клиентов, что для них хорошо, а что плохо. Сейчас любой человек может все. Так пусть писатель и читатель дополняют друг друга. У людей сейчас нет времени. Ни на газеты, ни на книги, ни на телевидение. С этим мы должны считаться. Мы должны начать выпускать книги для людей, которым некогда читать. Да-да, Йорген, нас ожидает как минимум революция. Цифровая, лишенная идеологии, или, лучше сказать, с идеологией, единственной идеологией, которая переживет нас всех: клиент всегда прав. Клиент — король, Йорген. А мы позабыли об этом, потому что изолировались, потому что позволили сделать из себя маргиналов. Ты все это увидишь, мой друг, но уже на расстоянии. Иди же, освободи свой стол, собери свои вещи и ныряй в океан свободы. Ты был храбрым солдатом, ты мужественно сражался. Но теперь на твое место придут другие. С новым оружием.

— Я никогда не любил греблю, — сказал Хофмейстер.

Потом он закрыл за собой дверь и быстро пошел по коридору, как будто ему срочно надо было в туалет. Он пошел в свой кабинет, а в ушах у него все еще гремели слова директора о революции, которая захватит всех и вся, пусть цифровая, но это будет революция.

Он сел за стол. У компьютера стояла