– Остановите его! – крикнула женщина в белом халате, показывая на Гвоздева пальцем. – Он вышел оттуда!

По лестнице громыхали ботинки, цокали каблуки. Из гостиничных номеров выглядывали люди. Пожилой мужчина преградил Гвоздеву путь и спросил:

– У вас пропуск есть?

Отупение овладело Гвоздевым. Он остановился на лестничной площадке и стал шарить по карманам. Снизу быстро поднимались несколько человек в милицейской форме, с «калашниковыми» наперевес.

– Стоять!! – очень грубо крикнул ему один из милиционеров, и Гвоздев тотчас замер, боясь дышать и моргать. «Хоть бы бить не начали!» – подумал он.

Его толкнули к стене, ударами по коленям заставили раздвинуть ноги. Гвоздев не возмущался, только при каждом ударе ойкал. Ни протест, ни злость не вспыхнули в его душе. Все, что происходило, он воспринимал как должное, потому что все было одной историей – начиная с тайного разговора с Саркисяном, продолжая могилой в лесу и заканчивая лесной дорогой.

– Я не хотел, – бормотал он, упираясь руками в стену, обшитую вагонкой, на которой висели кустистые оленьи рога. – Это не я… я просто не успел… я не смог бы так сделать…

Его обыскали, вытащили из карманов бумажник, документы, тесак и коробочку с косметическими тенями. Потом надели наручники. Это было новое для Гвоздева ощущение. Он десятки раз видел в фильмах, как преступникам надевали эти холодные стальные штучки, но никогда не думал, что когда-нибудь окажется в их роли. Гвоздев с удивлением смотрел на свои руки и пробовал разорвать кольцевое соединение.

Чекота увидел, как Гвоздева вывели на улицу и затолкали в зарешеченную милицейскую машину. Он присвистнул, пересел за руль и завел мотор. «Что ж он натворил там? – подумал он, трогаясь с места и разворачиваясь в сторону леса. – А ведь я как чувствовал, что все эти игры с Бревиным добром не кончатся. Все, с меня довольно! Я умываю руки! Пусть Саркисян ищет другого оператора!»

Едва рассвело, Лагутин принялся наводить на острове генеральную уборку. Никто и никогда не должен узнать, что на острове жил беглый уголовник! Никакая, даже самая дотошная экспертиза не должна догадаться, что Лагутин с первого до последнего дня «Робинзонады» питался не хуже, чем в родном доме.

Сначала он снял палатку – самый большой и заметный предмет, оставшийся после Безымянного. Хоть и жаль было отказываться от такого уютного и комфортного жилища, но риск, что палатку заметит кто-нибудь из организаторов шоу, был слишком велик. Это ведь не «Робинзонада», а бардак какой-то! Оказывается, ночью, пока Лагутин спит, по острову целые толпы шастают! То беглые каторжники, то спасатели, то подозрительные типы в черных плащах. А завтра, чего доброго, сюда Саркисян со всей группой высадится, чтобы подробнее отснять, так сказать, финальную агонию.

Лагутин аккуратно надрезал большой пласт дерна и скатал его, словно ковровую дорожку. Потом стал рыть яму. В яму он плотно уложил коврик, палатку, примус, пустые консервные банки, бумажки и пакеты, а потом, с невыразимой жалостью и болью, стал хоронить продукты. Оставив себе лишь пачку ржаных сухарей да несколько банок тушенки с рисом, Лагутин раскатал дерн и поправил его края. Идеальная работа! Ни за что не скажешь, что здесь что-то спрятано.

Лишний песок он собрал в куртку, связал ее рукава, отнес на пляж и там высыпал. Продукты рассовал по дуплам. Покончив с бывшим пристанищем Безымянного, Лагутин вернулся к своему шалашу, соорудил костер и тщательно прокоптил на нем котелок. Для пущей убедительности он набрал каких-то ягод, кореньев, залил их озерной водой и поставил кипятиться. Когда на остров приедет съемочная бригада поздравлять его с победой, Лагутин угостит их этим зельем. Пусть попробуют экзотики, которую они так превозносят на протяжении десяти дней!

Пока варилось угощение, Лагутин взял тесак и пошел в заросли камышей. Ночи стали холодные, и без добротной подстилки можно было запросто застудить почки. Камышовые стебли, если их уложить рядами и связать, могли с успехом заменить матрац.

Он подошел к затоке, заросшей крепкими и сухими стеблями, присел, чтобы рубить ближе к корню, и вдруг заметил лежащий у самых ног маленький продолговатый предмет. Лагутин поднял его, положил на ладонь и внимательно рассмотрел. Это был пластиковый шприц, готовый для инъекции. Игла была закрыта колпачком, внутри переливалась прозрачная жидкость.

«Я был здесь вчера, – подумал он. – И вряд ли бы не заметил этой штуковины. Значит, ее выронил «гость», за которым мы со спасателем гонялись сегодня ночью. Он собирался сделать мне укол? Интересно бы узнать, что это за гадость?»

Он немедленно вытащил радиостанцию и связался со спасателем.

– Послушай, – сказал Лагутин. – Я напрасно на мальчишку бочку катил…

– На какого мальчишку? – не понял Ворохтин.

– На Ботаника. Это не он был у меня сегодня ночью.

– Почему ты так решил?

– Я нашел шприц с иголкой. Могу поклясться, что до сегодняшней ночи этой штуки на острове не было. Это кто-то с вашей базы лечить меня надумал.

– Шприц заправлен?

– Да, полностью. Но, сам понимаешь, пробовать на вкус и даже нюхать эту муру у меня большого желания нет.

– Ни в коем случае! – предупредил Ворохтин. – Какой цвет у жидкости?

Лагутин поднял шприц и посмотрел на свет.

– Вроде желтоватый.

– Это плохо, – ответил Ворохтин после недолгой паузы. – Спрячь шприц в надежное место, я при случае посмотрю.

– Что это может быть, как ты думаешь? – заинтригованный реакцией Ворохтина, спросил Лагутин.

– Если это дексилин, то одной инъекции достаточно, чтобы вплавь перебраться с одного острова на другой и при этом даже не подхватить насморка. Так что версию с Ботаником пока рано хоронить.

– Согревающее средство?

– Стимулятор. Пожалуйста, будь осторожен. Особенно после вечернего сеанса связи.

Отключив радиостанцию, Лагутин еще раз внимательно посмотрел на шприц. «Знать бы, чем все это кончится, – подумал он. – Лавровым венком или надгробным?»

«Я не спасатель, – с раздражением думал Ворохтин. – И не врач. Я провокатор! Черт дернул меня за язык сказать Лагутину про свойства дексилина! А вдруг у него начнется помутнение разума, он пырнет себя иглой в задницу и поплывет убивать Ботаника?»

Водитель киношного автобуса лежал на носилках в салоне «Скорой помощи», зеленый, как лягушка, покрытый каплями пота, и часто дышал.

– Когда плохо стало? – спросил его Ворохтин, нащупывая пульс.

– Утром… А грибы я вчера вечером ел… Часов в десять…

Ворохтин пощупал лоб водителя, потом посмотрел на его зрачки.

– Ты мне прямо говори: ты грибы ел или же закусывал ими?