— Думаю, несмотря на мое притворство, Бит-Хесси считает меня врагом. Они выступили, не дав мне знака.

— Но они прислали знак, — сказал он мрачно. — Если бы ты был здесь, ты бы получил его.

— Твои люди отпустили хессекского посланца, не дождавшись меня?

— Не совсем.

Он подозвал молодого джердиера, который стоял у мишеней. Мальчик нервничал и кусал губы, когда Сорем велел ему говорить. Он выпалил:

— Я был на страже, господин, в левой башне ворот. Уже как раз темнело, но я видел, как они подошли. Они выглядели, как бродяги, но после приказа о хессеках… Я крикнул им по-дружески, чего они хотят — а они удирают. Однако они оставили под стеной корзинку. Я послал одного из своих солдат за ней, он приносит, и мы открываем. О господин, я видел многое, но это…

Часовой был из джерда Щита, к нему подошел Бэйлгар и взял его за плечо.

— Не делай из этого драмы. Это была голова, Вазкор. Голова ребенка. С выдранными зубами.

— Выдраны, — повторил часовой, как бы взывая ко мне по поводу несправедливости, что именно ему пришлось найти такой предмет.

Все, что я съел за обедом, поднялось к горлу. Я сглотнул и сказал:

— Мне кажется, я знаю, что это за ребенок.

— Так как с остальным все ясно, — сказал Бэйлгар спокойно, — нам нужно оценить возможность выжечь дотла эту вонючую нору.

Я немного прошелся по колоннаде позади факелов. Моя голова звенела, как тогда в могиле. Ребенок, который вцепился в меня желтыми зубами. Его голова без зубов — их дар. Если они снова считают меня своим — почему бы не подождать, пока я не приму их жертву? Если… если только я уже не принял ее?

Конечно, Сила. Опять Сила. Я воспользовался ею, великой Силой, достаточной, чтобы разогнать тьму и их тоже. Потому что Белая ведьма научила их тому, что сама умела; теперь они могли чувствовать меня, питаться моей Силой, как и она. Фейерверк с летающей лошадью стал для них знаком; почувствовав его, они приняли его за мою команду и поднялись, сделав меня своим Шайтхун-Кемом, поедая мою Силу, и их голод иссушал мой мозг и мою жизнь.

Я должен положить этому конец. Сейчас, пока они меня не уничтожили, так как я не хочу принадлежать им, чтобы быть съеденным заживо, и ей, Уастис, я тоже не принадлежу, как бы сильно она этого ни хотела. Я ходил по воде, успокоил ураган, скакал на лошади по небу, — конечно же, я был хозяином самого себя и этого отребья.

Должно быть, я кричал, потому что, когда я обернулся, они внимательно смотрели на меня — смущенные, встревоженные, озадаченные. Человек, которого я считал своим другом, отвел глаза в сторону, шокированный тем, чего он не знал обо мне, а женщина, которую я желал больше всех других, отвернулась со злой гордостью, чтобы не показать, как она меня боится.

Но я перестал мычать, как бык перед бойней, и оторвал свое тело от столба.

Я вернулся к ним.

— Что это? — спросил Сорем.

— Все кончено, — ответил я.

Во двор вбежал человек, выкрикивая имя Сорема.

— Джердат, горит порт и зерновые склады вдоль торговой стороны. Сгорели двадцать кораблей, на Янтарной дороге — толпа хессеков примерно до трех тысяч, а остальные — дальше на западе. Так говорят разведчики.

Они вылезли из болота, как будто вскрылась гноящаяся рана, похожие больше на стаю одичавших собак, чем на крыс. Портовые сторожа, увидев их, бежали.

Казалось, на Бар-Айбитни шел прилив грязи из переполнившегося болота, его поверхность была покрыта ядом. Отряд из двадцати человек и портовая полиция, пытавшиеся удержать Рыбную улицу — аллею, которая вела на восток к заливу, — за несколько секунд были перебиты черным ливнем дротиков и каменных осколков. Волна несла и запрещенные законом ножи, самодельные примитивные орудия из заточенного кремня без ручек. При каждом броске они до костей разрезали их собственные руки, но это их не останавливало. Они убивали всех, кто попадался на их пути, мужчин и женщин, детей и животных, и всех, кого убивали, затаптывали.

Они словно имели один разум, одно сердце. Они не издали ни одного звука: воздух наполнился ропотом их жертв и тех, кто бежал от них.

В течение четверти часа по всем артериям Нового города разлился безумный ужас. Под тревожный перезвон колоколов, освещенные отсветом пожара, богатые купцы спешно покидали свои крепости. Дорогой исхода стали Ворота Крылатой лошади, потому что считалось, что внутри Стены Храгона можно быть в большей безопасности. Охранников там было мало, около тридцати или сорока джердиеров, их отправили прямо в гущу событий и они пытались закупорить пронзительно кричавшую толпу горожан в Торговом городе, не пуская их в ворота, как будто это они, а не обитатели Бит-Хесси, устроили восстание. А после страшной пылающей молнии, ударившей с земли в небо, — это загорелся склад китового жира, и взорвались запасы, которые там находились, — джердиеры захлопнули створки ворот из синего железа и задвинули засовы. И этот акт бесчувственности вызвал еще большую панику.

Купцы со своими домочадцами, шлюхи в мишурных одеяниях, полукровки и чистые масрийцы кидались друг па друга в попытке вырваться уже не только с Вселенского базара и Янтарной дороги, где путь преграждали запертые ворота, но и из тисков, образовавшихся у Стены Храгона. Люди пытались даже взобраться на стену и падали на тех, кто стоял внизу.

В это время от искр за спинами толпы загорелись роскошные бордели и гостиницы, расположенные вокруг базара, а хессеки неумолимо приближались. На Янтарной дороге их было почти четыре тысячи, а еще три тысячи откололись, чтобы вторгнуться в Бар-Айбитни с юга. Некоторые переплыли на своих папирусных лодках и причаливали у подножия Пальмового квартала, где их пока еще не обнаружили. Несмотря на такие маневры, у них не было настоящею плана наступления, распределение их сил было случайным и оттого еще более ужасающим. Они нападали всюду, куда их приводил гнев, — мужчины и женщины, старые и молодые, затопившие масрийские улицы и поджигавшие их, как они мечтали.

Волны паники поздно достигли Малинового дворца. За его высокими пурпурными и черными стенами джерды чувствовали себя в безопасности, занимаясь плетением мелких интриг, беспечно относясь к своим обязанностям; они не были готовы к тому, что случилось. Император тоже был тяжел на подъем. Трудно было представить себе, насколько беспомощным он оказался перед своим народом. Он не поверил рассказу о восстании в Бит-Хесси, несмотря на то, что видел пылающее небо и слышал звон колоколов. Казалось, что Небесный город на своей высоте удален от всех этих дел. Наконец, он заволновался и выслал один из своих джердов, какую-то тысячу человек. Он также послал за своим писцом и отправил Сорему короткое письмо. Оно гласило буквально следующее: «Джердат, мы были разбужены волнениями в нашем городе. Что, Цитадель еще спит?»

Сорем уже был одержим стремлением скорее привести в готовность джерды гарнизона и выслать их на помощь Торговому городу. Мы провели последний быстрый совет, дополнительный, Малмиранет присутствовала на нем и делала замечания, достойные мужчины. На совете она, вместе с Аштортом, Бэйлгаром и остальными умоляла его подождать. Взяв письмо императора, она разорвала свиток пополам и сказала: