– Вот так-то… – Алексей очень внимательно посмотрел на Мишку, словно решая, понимает ли он серьезность положения. – Выходит, что врагов твоих, которые тебя извести поклялись, Первак куда-то увел и спрятал. И знает это место только он сам и, может быть, Листвяна.

– Так что ж ты раньше-то… Первака же допросить надо было…

– Поздно спохватился. Плотник мне ту историю про зазнобу рассказал накануне похода, а дни сравнить мне в голову пришло, только когда я здесь вот валялся, да и то уверенности не было, мог и перепутать. Но ты подтвердил, значит, правильно я догадался. У Первака не спросишь, пока не выздоровеет, и у Листвяны тоже не спросишь… из-за деда. Мать твоя особенно просила его последней радости не лишать. Так что давай-ка мы про это пока помолчим, а придет время, тогда правды дознаемся. Согласен?

Алексей вопросительно глянул на собеседника, Мишка утвердительно кивнул.

– Спрашивай: что еще, кроме этого, хотел узнать?

– Ну хорошо, а почему мы, вопреки дедову приказу, на острог пошли и почему ты мне об этом приказе не сказал?

– Думаешь, Корней тебя из-за нарушения приказа от старшинства отрешил? Ладно, ладно! – Алексей жестом остановил Мишку, собиравшегося уточнить вопрос. – По порядку, так по порядку. Приказ, говоришь… Запомни: на войне случается так, что начальные люди отдают приказ, не зная чего-то важного, или еще бывает, что уже после получения приказа случается что-то такое, что исполнять приказ становится невозможно или глупо. Так и с нами случилось. Оказалось, что более легкой добычей стал острог, а не хутор – все с ног на голову перевернулось, оттого прежний приказ утратил силу.

Если предыдущие аргументы Алексея были вполне логичными, то последний показался Мишке довольно натянутым. Однако возражать Алексею он не стал, а задал следующий вопрос:

– А со стариком тем обязательно рубиться было? Чуть не убил тебя…

– Молод ты еще, Михайла. – Алексей вздохнул, насколько позволила ему повязка, стягивающая ребра. – О смерти пока не задумываешься. С моей стороны это уважение к старому воину было. Погибнуть в честном поединке или быть истыканным болтами мальчишек. Чувствуешь разницу? Я его уважил, может быть, и меня кто-нибудь так же уважит…

– Но ты же видел, какие у него мечи были!

– Хорошие мечи, такие не часто встречаются, но у меня в правой руке был не хуже, а вот левый… не с простым воином схлестнуться довелось, даже непонятно: почему он в остроге дни свои доживал? Вроде бы как в забвении или в опале… но ушел достойно – троих врагов победил, один, правда, мальчишка, но все равно достойно. Знаешь, Михайла, Анисим ведь перед самым походом меня попросил к Нинее его сводить – удачливости у нее просил… и вот «повезло». Бывает же…

– Дядь Леш, так ты перед походом у Нинеи был?

– Был, а что? Она со мной почти и не говорила, больше все с Анисимом.

– А желаний странных у тебя после этого не появлялось? Ну как бы не от себя, а…

– Я что, на сумасшедшего похож?

– Нет… но Нинея же может и незаметно…

– Михайла!

– Погоди, дядь Леш, меня-то она тоже… того. Тебя не удивило, что я перед походом тебя всякими вопросами не извел: что, да зачем, какая цель, чем закончиться должно?..

– И что? При чем тут волхва?

– Ну… она так устроила, что я не очень-то подробностями интересовался, вроде бы как отупел слегка… или слишком спокойным стал… не знаю, трудно объяснить.

– Слишком спокойным? А кто меня на хуторе попрекать взялся? Кто поперся христиан спасать, хотя спасать уже не от кого было? Или то, что ты мне нагрубил в лесу, спокойствием называется? Не выдумывай чепухи! Все с тобой было так, как и должно было быть в первом походе – одни дергаными становятся, другие слегка как бы сонными. И никакого колдовства не нужно.

Мишка не стал спорить – человек, находящийся под воздействием внушения и не осознающий этого, всегда найдет аргументы той или иной степени убедительности, опровергающие любой намек на то, что он действует не по своей воле.

– Надо уметь самому за свои поступки отвечать! – все никак не мог успокоиться Алексей, тем самым лишь подтверждая Мишкины подозрения. – Привыкли, чуть что: судьба, воля Божья, волхвование… Да не мог ты ни о чем толком спросить, потому что в походы раньше не ходил! А когда христиан не нашли и стало понятно, что зря время теряем, ты и задергался. Правильно Корней на тебя ушат холодной воды вылил! Только задумал он это давно – еще до того, как мы в поход собираться начали…

– Что? Так он меня от старшинства отрешить давно задумал?

– А? – Алексей так увлекся своими рассуждениями, что не сразу отреагировал на Мишкин вопрос.

– Я спрашиваю: дед меня еще раньше…

– Да! Еще когда узнал, что ты от наследства отказался. Правда, передумал потом… не знал, как ты себя поведешь. А вдруг опять в лес сбежишь? Ну а сейчас, видать, опять передумал, для того и приказал десятникам и старым ратникам за тобой да за твоими ближниками присматривать. Тут-то ты на глазах, и дури сотворить вам не дадут. Ну еще и делом вас занять велел, чтобы без продыху, от этого, знаешь ли, тоже дурные мысли в голову меньше лезут.

«Матвей как чувствовал, что за нами следят! А вы, сэр: паранойя, паранойя… Но за что?»

– Ты только, Мишань, в обиду не ударяйся! – продолжал Алексей. – Продолжай отроков учить, крепость достраивай и прочее. Корней сам во главу всего всегда дело ставит и от других того же требует. Вот сейчас и тебя испытывает: что для тебя важнее – дело или обиды. Так что ты не поддавайся, стерпи.

«И об этом Матюха тоже толковал! А выглядел, как чокнутый. Ну надо же!»

Мишка был настолько удивлен совпадением позиций Матвея и Алексея, что даже не обратил внимания на впервые обращенное Алексеем к нему слово «Мишань», произнесенное заботливым, прямо-таки отеческим тоном. Дальше, впрочем, Алексей заговорил о том, чего Матвей даже и не упоминал:

– Ты только задумайся: что ты сотворил? От наследства отказался! Старшинство в Младшей страже тебе совсем глаза застлало! А еще говоришь: «Нинея тупым сделала»! Да никакая волхва, тем паче боярыня древнего рода, на такое и не подумает толкнуть! Либо осердится на гордыню отроческую, либо посмеется над глупостью детской! Кто ты без Младшей стражи? А? Ну скажи!

– Как кто? Ну… боярич…

– Не-эт, ты никто! Отрок Мишка, и все! От «боярича» ты сам отрекся!

– Я Лисовин!

– Да, Лисовин, но ты был старшим Лисовином в своем колене! Тебе обязаны были подчиняться и без достоинства старшины Младшей стражи! А сейчас? Чему вас только отец Михаил в своей школе учил? Ну-ка вспоминай: Исав продал право первородства Иакову за миску чечевичной похлебки, потому что был голоден – за сиюминутную радость, но как он возопил через много лет у смертного одра отца! А ты за какую сиюминутную радость свое первородство отдал? И чем ты лучше Исава, не задумывавшегося о будущем? Ну можешь ответить?