Но какими бы непобедимыми и прекрасно организованными ни казались средства укрепления мощи державы на ее границах и окраинах, ее ядро уже начинало демонстрировать свою слабость. В ряде бесконечных войн против своих соседей и, что еще более важно, в непрекращающихся опустошительных внутренних распрях свободный средний класс Италии практически полностью исчез. Представители олигархии были озабочены лишь защитой собственных интересов. А снизу происходило постоянное брожение обедневшего и продолжающего нищать народа. Рабы, авантюристы из всех завоеванных стран, толпы выходцев из Африки, с Сицилии и Сардинии, из Передней Азии, Иллирии и т. д. составляли все большую часть населения Италии. Во всех слоях населения царили разврат и падение нравов. Народ, уставший от революций и гражданских войн, лишенный самоуправления, оказался под абсолютной властью Августа. Сенат изощрялся в лести и низкопоклонстве. Дарования гениев и достижения искусства служили созданию подобострастных панегириков императору и его приближенным. С каким же горьким негодованием должен был наблюдать все это германский вождь. Он сравнивал это с грубой прямотой собственных соотечественников, их храбростью, умением держать слово, независимостью, приверженностью собственным святыням, презрением к подлости и грязи. Кроме того, он, наверное, думал и о свойственной германцам добродетельности в семье, целомудрии девушек и верности женщин (при их отсутствии нарушительниц по старому германскому обычаю сжигали или топили в болоте. – Ред.), умении отвечать на добро самой горячей привязанностью. Его душа должна была гореть при одной мысли о том, что такой народ должен был попасть под власть распутных итальянцев. (Несмотря на принятые законы, укрепляющие семью и нравы (всем римским гражданам предписывалось вступать в брак; лица, имеющие трех и более детей, получали привилегии и государственные пособия; отцу давалось право убить на месте пойманных на блуде дочь и ее любовника; муж, которому наставили рога, был обязан подать в суд на неверную жену и ее «друга», и те высылались на пустынные острова Средиземного моря и т. д.), подавить распутство Августу не удавалось – его дочь и младшая внучка были осуждены и изгнаны из Италии за вопиющий разврат. – Ред.)

Арминий надеялся объединить германцев, несмотря на зачастую имевшую место межплеменную вражду, против Рима. Но он был вынужден скрывать свои замыслы, пока не настанет решающий час. Ведь ему предстояло вести войну против ветеранов римских легионов, не имея ни одного укрепленного города, запасов оружия, времени на обучение воинов искусству штурмовать крепости, очень сложному виду боя. Наверное, Арминий все же отказался бы от своих замыслов, если бы им не владело еще одно чувство, даже более сильное, чем патриотизм. Среди высокопоставленных представителей знати, которые покорились завоевателям и стали рьяными защитниками интересов Рима, был вождь по имени Сегест. Его дочь Туснельда была одной из самых завидных невест среди херусков. Арминий надеялся жениться на ней, но Сегест, которому, вероятно, не нравилось недовольство молодого вождя властью Рима, не только запретил этот союз, но и сделал все, чтобы молодые люди не могли встречаться. Однако Туснельде был больше по нраву непокорный нрав возлюбленного, чем соглашательская политика ее отца. Никакие меры предосторожности Сегеста не смогли удержать ее, и она сбежала к Арминию. Разъяренный тем, что ему не удалось расстроить этот брак, Сегест обвинил Арминия перед римским наместником в похищении дочери и в вынашивании планов предательства Рима. После этого Арминий, опасаясь, что римские солдаты отнимут у него невесту, больше уже не мог выжидать. Он использовал всю свою энергию и организаторский талант на подготовку массового восстания своих соотечественников, основная масса которых в тот момент вела себя пассивно, угрюмо наблюдая за тем, как все больше попадает под власть захватчиков.

Выбранный момент, с одной стороны, был благоприятным для восставших, так как в провинции как раз сменился ее правитель. Новый представитель Рима был сторонником более жестких мер по отношению к германцам, поэтому оказалось легче поднять население на всеобщее восстание. Тиберий, ставший впоследствии римским императором, был недавно отозван из Германии и направлен на подавление восстания Паннонии, угрожавшего интересам империи. Таким образом, патриоты на какое-то время были избавлены от жесткого контроля одного из самых подозрительных наместников Рима, который к тому же обладал большим военным талантом и имел большой опыт командования войсками. Тиберий сумел хорошо понять страну и нравы народа, который он сам же и подчинил. На место Тиберия Август направил в Германию Публия Квинкцилия (Квинтилия) Вара, который ранее управлял Сирией. Вар был типичным представителем правящих кругов Рима. Он имел хороший литературный вкус, был восприимчив к лести, досконально знал законы своей страны, прошел обучение в школе риторики, любил участвовать или наблюдать за ходом интеллектуальной борьбы во время судебных процессов. Вар сочетал в себе причудливую смесь самых различных человеческих качеств. Но он не сумел смягчить в себе истинно римское жестокое равнодушие к человеческим чувствам и страданиям или, по крайней мере, заглушить в себе беспринципную алчность и амбиции, уживавшиеся с проявлениями распутства и расточительности. Привыкнув править бесправным раздавленным народом Сирии, где уже многие столетия мужчины забыли о храбрости, а женщины о добродетели, Вар полагал, что может так же безнаказанно дать волю своему развращенному нраву, находясь среди гордых сынов и добродетельных дочерей Германии. Если полководец подает такой пример своей армии, вскоре его манеры начинают копировать подчиненные командиры, а затем им в еще большей мере начинает следовать грубая солдатская масса. Римляне стали откровенно попирать священный для германцев жизненный уклад, а такие болезненные оскорбления чести и достоинства приводят к тому, что даже менее храбрый народ, чем наши тевтонские предки, поднимает восстание.

Арминий обнаружил среди других германских вождей много сторонников, возмущенных унижением своей страны. Некоторые из них лично жестоко пострадали от политики римлян. Поэтому ему не было трудно собрать храбрых командиров для будущего нападения на захватчиков. Население тоже было готово без страха подняться по первому зову вождей. Но объявить открытую войну Риму и встретиться с армией Вара в кровавой битве означало почти наверняка обречь себя на жестокое поражение. Под началом Вара было три легиона, то есть не менее 14 тыс. римских пехотинцев. Кроме того, 800–900 воинов римской кавалерии и еще примерно столько же всадников, прибывших из стран – союзниц Рима и покоренных провинций.

Но эту силу делало внушительной не количество, а качество. И как бы Арминий ни презирал Вара как полководца, ему было хорошо известно, насколько прекрасно были организованы римские армии и каким превосходным командным составом они были укомплектованы, как прекрасно легионеры понимали каждый маневр и как каждый из них должен действовать в случае непредвиденного изменения обстановки на поле боя. Поэтому нужно было изобрести военную хитрость, чтобы усыпить бдительность Вара, предоставить ему продолжать в неведении заниматься излюбленными играми до тех пор, пока не представится благоприятная возможность нанести ему решающий удар.

С этой целью повстанцы часто посещали ставку Вара, находившуюся почти в центре современной Вестфалии. Здесь расположился сам Вар, в заносчивом самомнении полагавший, что является правителем полностью покоренной Германии. Здесь он мог потешить свое тщеславие, попрактиковаться в риторике и удовлетворить свою алчность, верша суд, на который являлись покоренные германцы для разрешения споров, где свора римских юристов творила правосудие и оглашала решения трибунала проконсула. При этом никогда не упускалась возможность взыскания со сторон судебных издержек и получения взяток. Вар был в полной уверенности, что он имеет законное право брать плату за свои услуги в качестве судьи, а германцы действительно заинтересованы в красноречии адвокатов своих завоевателей. Между тем наступило время дождей, когда действия регулярной армии существенно затруднялись. Вар был страстно увлечен столь милыми ему судебными тяжбами. В это время племена, жившие в районе Везера и Эмса, получили секретный приказ взяться за оружие и поднять открытое восстание против римлян. Это потребовало от Вара незамедлительно отправиться в район восстания. Но он не мог даже предположить, что данное восстание является лишь частью общей войны против завоевателей. Он все еще продолжал считать Арминия верным вассалом, на которого он может положиться в обеспечении марша римских войск против восставших. Арминий, как полагал Вар, должен был помочь ему потушить очаг недовольства. Вар поднял армию и отправился с ней в восточном направлении параллельно течению реки Липпе. Некоторое время маршрут проходил по открытой равнине. Но когда армия достигла участка между излучиной в верховьях реки и истока Эмса, характер местности изменился. Здесь, на территории современного небольшого княжества Липпе, Арминий намеревался дать римлянам сражение.