— Что это там еще? — возмущенно фыркнула она.

— Дайте-ка мне! — воскликнул я, но было слишком поздно, потому что “Сука” из проколотой капсулы уже разливалась мокрым пятном по белой ленте, и сотую долю секунды спустя запах сразил меня.

Он ударил мне прямо в нос. Вообще-то это был и не запах вовсе, потому что запах — это нечто неуловимое. Запах нельзя почувствовать физически. А это было нечто ощутимое. Плотное. У меня было такое чувство, будто некая горячая жидкость ударила мне в нос под высоким давлением. Это было чрезвычайно неприятно. Я чувствовал, как что-то забивается в нос все дальше и дальше, проникает за носовые перегородки, проталкивается за лобные пазухи и устремляется к мозгу. Звезды и полосы на платье миссис Понсонби неожиданно начали прыгать и скакать, а потом и вся комната запрыгала, и я услышал, как в голове у меня застучало. Мне показалось, будто я попал под действие наркоза.

В этот момент я, должно быть, совсем потерял сознание, быть может, всего-то на пару секунд.

Придя в себя, я обнаружил, что стою голый посреди розовой комнаты, а в паху у меня происходит что-то забавное. Я опустил глаза и увидел, что мой любимый половой орган вырос до трех футов в длину и соответствующей толщины и продолжал увеличиваться. Он удлинялся и раздувался с невероятной быстротой. В то же время сам я становился все меньше и меньше. Все больше и больше увеличивался мой удивительный орган и все продолжал расти, пока, клянусь Богом, не вобрал в себя все мое тело. Теперь я был гигантским перпендикулярным пенисом семи футов роста и таким красивым, что лучше и не бывает.

Я прошелся танцующей походкой вокруг комнаты, чтобы отпраздновать мое новое великолепное состояние. На пути я повстречал девицу в усыпанном звездами платье. Она была очень большая, по крайней мере для девицы. Я вытянулся в полный рост и продекламировал во весь голос:

Для дам удовольствие солнечным днем Полюбоваться прекрасным цветком.

Красуется пестик, маня и дразня…

Но кто видел пестик размером с меня?[23]

Девица подпрыгнула и обхватила меня обеими руками. А потом прокричала:

С тобой никакой не сравнится цветок,

Тебе позавидовать может сам Бог.

А пестик такой — я не стану скрывать —

Всю жизнь я мечтала поцеловать!

Минуту спустя мы оба взлетели на миллионы миль во внеземное пространство и помчались по Вселенной сквозь дождь красных и желтых метеоритов. Я скакал, припадая к ее голой спине и крепко сжимая ее бедрами. “Быстрее! — кричал я, вонзая длинные шпоры в ее бока. — Быстрее!” И она летела все быстрее, кружась и толчками уходя к краю неба, и в ее гриве струился солнечный свет, а в хвосте кружился снег. Силу я в себе ощущал неимоверную. Я был всемогущ, неповторим. Я был Богом всей Вселенной, я расшвыривал планеты, ловил ладонью звезды и отбрасывал их в сторону, точно это были шарики для игры в настольный теннис.

Какой экстаз, какое блаженство! О Иерихон, Тир и Сидон! Стены рухнули, и твердь небесная обрушилась, и в мое сознание среди дыма и огня медленно вплыла гостиная “Уолдорф Тауэрс”. Все было перевернуто вверх дном. Ураган и то нанес бы меньший урон. Моя одежда была разбросана по полу. Я начал торопливо одеваться и через полминуты был одет. И я уже бежал к двери, когда услышал чей-то голос, доносившийся из дальнего угла комнаты, где лежал перевернутый вверх ногами стол. “Не знаю, кто вы, молодой человек, — говорил голос, — но большое вам спасибо за доставленное удовольствие”».