начало меняться с невероятной скоростью, и я не успеваю оценить и понять эти изменения. Мне остаётся их чувствовать и стараться держать себя в руках, потому что я не знаю, что именно происходит.

— Твоя беременность дальше будет становиться всё более очевидной. Скрывать это долго в любом случае не получится. Поэтому, чем раньше ты привыкнешь к вниманию со стороны, и к той мысли, что я никуда не денусь и притворяться, что ты от меня не беременна, не стану, тем будет лучше для тебя.

— Вы всё равно... должны были держать себя в руках и не действовать столь импульсивно.

— Мы оба что-то были должны, но вышло так, как вышло. И я тебе всё сказал, что хотел.

Я сглатываю.

Он не хочет скрывать нашего ребёнка, и что жду его именно я. Не понимаю, что чувствую на этот счёт и что думаю. Странное ощущение — я будто испытываю удовлетворение из-за того, что мужчина хочет до всех донести тот факт, что скоро станет отцом, и хочет всем показать, какая женщина подарит ему этого ребёнка.

Меня ведь это шокировать и отталкивать должно, верно? Это ведь агрессивно, первобытно, это не должно мне нравиться, так ведь?

Двери лифта открываются, но Воронцов не двигается с места. Так и продолжает стоять очень близко, немного надавливать рукой на мою талию и сверлить меня тёмным взглядом.

Не выдержав напряжения, я сжимаю предплечье мужчины и провожу по нему ногтями, когда оттолкнуть не удаётся.

— Глеб Викторович... Лифт приехал. Идёмте...

Глава 39

Глава 39

Наконец, Воронцов отходит в сторону и позволяет мне выйти из лифта. Дышать становится легче, когда пространство между мной и боссом увеличивается. Правда, ненадолго, потому что мужчина быстро приближается и хватает меня за руку.

— У тебя здесь сменная одежда есть, Инна?

— Ч..то? — я не сразу понимаю, к чему он об этом спрашивает.

А тема про одежду автоматически отбрасывает меня мыслями во вчерашний день, когда Воронцов смотрел на моё бельё, висящее в ванной. У него такой странный взгляд был, что меня даже затрясло. Вот и сейчас мурашки бегут по позвоночнику от одних только воспоминаний.

— Одежда, говорю, сменная есть у тебя в офисе? Ты вся промокла, пока бежала к зданию. Не хватало ещё заболеть. Проблем же мало тебе было.

Щёки заливает жаром от стыда и гнева. Снова он пытается меня обвинить в безответственности. Это просто смешно! Таким образом любой мой поступок может быть расценен как необдуманный. И что мне теперь, из дома не выходить?! Вдруг я упаду, вдруг дождь неожиданно начнётся, вдруг стая собак из-за угла выбежит?

— Есть у меня сменная одежда, — цежу сквозь зубы, не желая снова вступать в открытую перепалку.

Слишком много энергии потребляет этот мужчина.

Пара сменных блуз и юбок у меня действительно хранятся в шкафу. Я оставляла на всякий случай. На работе может что угодно случится. Идти на важное совещание, скажем, в испачканной чаем блузке, не есть хорошо. К внешнему виду в любой уважающей себя компании отношение всегда строгое.

— Ну, хоть что-то, Александрова.

Мою руку Воронцов отпускает только на пороге кабинета. От его пальцев на предплечье будто остаются огненные следы, но я упорно пытаюсь это игнорировать.

Вообще он всё испортил! Я хотела просто забрать кое-что из офиса и уехать, а из-за Воронцова мне теперь на работе будет неловко появляться. Ну, узналось бы позже про мою беременность. Я бы тогда, может, уже в декрет ушла. А сейчас ничего не исправишь.

— Давай, переодевайся, бери, что хотела, и поехали, — настойчиво произносит босс, пройдя вместе со мной вглубь кабинета и нетерпеливо взглянув на наручные часы.

— Глеб Викторович, я повторюсь, вам необязательно меня отвозить домой. На такси доберусь — ничего страшного в этом нет!

— Инна, не выводи меня из себя, пожалуйста.

— Да и вы и так всё время не в себе... — бурчу под нос, подойдя к шкафу, где храню вещи.

— Ты что-то сказала?

— Нет... Ничего...

Снимаю с вешалки нежно вишнёвую шёлковую блузку и белую юбку с разрезом. Блузка мне нравится, а вот юбку я на супер крайний случай держу. Надевала всего раз, и тогда Воронцов меня таким взглядом недовольным окинул, что я так и не рискнула больше. Слишком смелая она. Чуть выше колен, обтягивающая, да ещё и разрез по бедру идёт откровенный. Не знаю, о чём я думала, когда её брала. Я вообще редко ношу подобные вещи. Тогда наверное на меня волна бунта накатила. Это редко, но случается.

— И куда ты собралась? — рыкает босс, когда я с вещами направляюсь к двери.

— В смысле, куда? В туалет. Переодеваться. Не при вас же... я буду...

На последней фразе глаза Воронцова вспыхивают, отчего в моём животе снова становится горячо.

Да что это вообще такое?!

— Ну уж нет, Инна. Никаких туалетов. В моём кабинете переоденешься, а я тебя здесь подожду.

— Глеб Викторович, я никуда не собираюсь сбегать.

— Сбегать, в обморок падать — от тебя что угодно ожидать можно, Александрова. Так что, в кабинет давай. И побыстрее.

Обречённо вздохнув, я плетусь к Воронцовскому кабинету, где за закрытой дверью стягиваю с себя мокрые вещи и надеваю сухие. Юбка уже еле налезает. А сказали, что я похудела, да и на весах были неутешительные цифры.

— Инна, всё в порядке? — от резкого стука в дверь у меня блузка выпадает из рук.

Боже, ну что за человек?!

— Инна?

— Да всё у меня хорошо, Глеб Викторович!

Он все оставшиеся семь месяцев беременности будет так себя вести? А что будет, когда малыш родится? Он жить к нам переедет?

От этой мысли я вздрагиваю.

Вообще-то мы толком ещё и не обсуждали, как всё будет, когда ребёнок родится, но Воронцов ясно дал понять, что моя квартира ему не нравится. Если без шуток — я очень боюсь, что он заберёт малыша себе, а меня оставит в роли приходящей матери. Нет уж. Этого я точно не позволю ему сделать.

Выхожу из кабинета, аккуратно сложив мокрые вещи стопкой.

Босс стоит у окна спиной ко мне и с кем-то говорит по телефону.