я точно помню, раньше стояла громадная ваза времён какой-то там китайской династии. Стас ещё пальцы гнул о том, что ему удалось её на аукционе перекупить. Весь мозг этой вазой прожрал, понтовщик хренов.

– А где это твоя династия Цин? – указываю пальцем на пустое место, когда Стас подходит к столу, ставит рюмки и разливает коньяк.

Брат тут же хмурит брови и недовольно качает головой.

– Эта психованная расколотила, представляешь? Я за эту вазу столько бабок отвалил. Это же, мать её, история! Идиотка просто. Ну, ничего, я ей и за вазу, и за машину такой счёт выкачу, что она пол жизни пахать будет, чтобы со мной расплатиться. А то, что я её найду, пусть не сомневается.

Кивнув, тянусь к рюмке с коньяком и придвигаю ближе к себе.

Что только у этих баб в голове? В последнее время я их окончательно перестал, млять, понимать. Взять ту же Инну, у которой очевидные проблемы со здоровьем и денег нет на нормальное лечение, но она предпочла скрывать от меня ребёнка, хотя знала, что я могу помочь. Даже врач ей об этом сказал утром. Совсем мозгов нет.

– Ну, чёрт с этой рыжей. Лучше давай рассказывай, как там твоя помощница? Жива ещё? – хмыкает Стас, усевшись за стол.

– Жива. И относительно здорова.

– Что значит, относительно? Есть проблемы?

Я хмуро киваю.

– Не все показатели в норме. И чувствует себя плохо. Ты просто представляешь, что эта дурочка скрывала от меня беременность и продолжала таскаться на работу, хотя её каждый день от токсикоза наизнанку выворачивало? Если бы не твоя своевременная помощь со списком, она бы вообще могла ребёнка потерять! Моего ребёнка!

– Не знаю, Глеб… Может, это и к лучшему бы было? – качает головой Стас, залпом выпив рюмку коньяка.

– Совсем дебил? Ты про своего будущего племянника сейчас говоришь, не забывайся!

Меня злит, что брат в принципе допускает мысль, что выкидыш был бы хорошим поворотом в данной ситуации.

Как бы я ни относился к Инне ­– ребёнка я на самом деле хотел и хочу. И действительно собираюсь о нём заботиться.

Тоже выпиваю коньяк и занюхиваю лимоном, бросив на Стаса раздражённый взгляд.

– Ладно, не кипятись. Я просто тебя плохо понимаю. Сам знаешь, мы по-разному смотрим на некоторые вещи. Твоё отношение к женщинам после развода оставляет желать лучшего. А теперь практически незнакомая баба ждёт от тебя ребёнка. Ну, может, она и не совсем не знакомая, но, тем не менее, что ты с этим собираешься делать, Глеб? Это ведь не суррогатка. Это всё усложняет. Наверняка она имеет притязания на этого ребёнка, раз так отчаянно скрывала его от тебя. Дальше-то что? Будешь с ней судиться или как? Заберёшь малого себе после рождения?

Тряхнув головой, я устало прикрываю глаза и тяжело вздыхаю.

Тут Стас абсолютно прав. То, что Инна не суррогатная мать, очень сильно усложняет ситуацию. Всё идёт не так, как я планировал. Но, честно говоря, план начал рушиться уже тогда, когда в клинике сообщили об ошибке. И, соответственно, уже тогда я начал постепенно мириться с мыслью, что единоличное воспитание ребёнка мне не светит.

Моё отношение к женщинам, каким бы оно ни было после брака с Кариной, никак не влияет на тот факт, что я ничерта не ублюдок. И не собираюсь лишать ребёнка любящей матери, а мать любимого ребёнка.

А Инна хочет этого ребёнка. Я сегодня имел возможность наблюдать, как она его защищает и защищает своё право называться его матерью. И сегодня, чёрт возьми, за всё то время, что эта девушка работает в нашей с Борцовым компании, я увидел её абсолютно другой. До сих пор не могу дать однозначного ответа, какую реакцию во мне вызвали эти резкие перемены в Александровой. Точно могу сказать только то, что это лучше, чем когда она дрожит и трясётся от страха, выдавливая из своего рта что-то невнятное.

– Я не буду с ней судиться. У ребёнка будет и мать, и отец. Отбирать у него одного из нас я не собираюсь. Сейчас моя основная задача это сделать так, чтобы ребёнок вообще родился. И родился здоровым. Хочу перевезти Инну поближе к себе, а то она живёт хрен знает где, ещё и на пятом этаже в доме без лифта. Меня это дерьмо не устраивает. Анализы у неё плохие. Результатов УЗИ вообще нет, кроме какой-то сраной отписки, типа «в полости матки есть плод». Короче, я хочу создать все условия для матери своего будущего ребёнка, чтобы она смогла эту беременность доносить.

– Ну, бабы падки на бабки и комфорт. Не думаю, что тут возникнут проблемы, – отмечает брат, вновь разливая по стопкам.

– С этой бабой, очевидно, проблемы будут…

– Что такое? Котёнок превратился в тигрицу? Кусается?

– Я бы сказал, грызётся.

– Ну а ты чё хотел? – усмехается Стас. – Просто женщина это одно, а женщина-мать это совсем другое.

– Ой, млять, не умничай, тоже мне знаток женщин-матерей.

– Я просто к тому это говорю, чтобы ты не давил сильно. Сам подумай, если молодая девка решила забеременеть не обычным способом, а через процедуру инсеминации, ребёнка от отца скрывала, хотя есть проблемы со здоровьем, как ты говоришь, да ещё и на бабки не ведётся, значит, причины у неё веские, Глеб. И хоть она твоя помощница, чё ты за неё реально знаешь?

Я задумываюсь над словами брата.

Действительно, всё это дохрена странно. Я и сам думал об этом утром, когда в списке имя Инны увидел. И потом целый день размышлял. Если отбросить всё то дерьмо, которое варится во мне относительно баб, то на холодном рассудке у меня нет даже малейшего представления о том, почему Инна на такой шаг решилась и почему так боялась сказать мне правду.

И, да, в том, что до этого дня, я особо жизнью своей помощницы не интересовался, Стас тоже прав. Надо признаться самому себя ­– вчерашняя Инна и сегодняшняя это абсолютно разные для меня по значению женщины.

Теперь она – мать моего ребёнка. Это огромная ответственность.

– Знаешь, я тут подумал, – хмыкает брат, прервав мои мысли, и ставит передо мной рюмку, – а мы ведь ещё за это ни разу не пили.

– За что?

– За то, что ты станешь отцом. А я, мать его, дядей, – он разводит руки в