— Это ты! — воскликнул я, и она засмеялась.

— А кого ты ожидал увидеть?

Иногда, когда смотрюсь в зеркало, я до сих пор вижу свои косые глаза. Позже я встречался с женщинами, находившими их красивыми: необычный цвет моих глаз напоминал о летнем тумане и тому подобных вещах. Я пропускаю их слова мимо ушей. По правде говоря, я ничем не красивее любого другого. Во многих смыслах я так и остался четырехглазым ребенком, который глотает обед, прячась за школьными качелями.

Мама сожгла все фотографии, на которых я еще косоглазый. Сказала, что не хочет, чтобы в доме что-то напоминало о времени, когда я перенес первую операцию. Единственное, что у меня осталось на память о тех событиях — иногда ложное видение действительности и шрамы. А еще футбольный мяч. Я храню его в своем шкафу, потому что считаю, что от подобных вещей нельзя избавляться.

Оливер единственный мужчина, с которым у меня была близость. Знаю, я отношусь к поколению свободного секса, наркотиков и борьбы за мир, но я всегда была другой. Я познакомилась с Оливером, когда мне было пятнадцать, мы встречались, а потом поженились. С годами у нас появился свой «репертуар», но в самый решающий момент мы всегда останавливались. Я обсуждала секс с подругами и делала вид, что знаю, о чем идет речь. Поскольку никто меня не поправлял, я пришла к выводу, что говорю правильные вещи.

Что касается Оливера, то он никогда на меня не давил. Я предполагала, что он спал с другими женщинами, как и все остальные знакомые мне парни, но он никогда не просил меня делать что-то против воли. «Настоящий джентльмен», — говорила я подругам. Мы часами сидели на пирсах Бостона и только держались за руки. Он целовал меня на прощание, но как-то холодно, как будто сдерживая себя.

Моя подружка по колледжу, которую звали Эллен, рассказывала мне в мучительных подробностях обо всех сексуальных позах, которыми она со своим парнем Роджером овладела в тесном салоне «Фольксвагена-жука». Она приходила в класс одной из первых, вытягивала ноги и жаловалась на боль в икроножных мышцах. Мы встречались с Оливером уже пять лет и даже не приблизились к той разнузданной страсти, о которой Эллен говорила так обыденно, словно о размере колготок. Я начала думать, что бы делала на моем месте она.

Однажды вечером, когда мы с Оливером пошли в кино, я спросила, можем ли мы сесть на последнем ряду. Фильм назывался «Какими мы были». Как только замелькали первые титры, я отдала Оливеру попкорн и принялась большим пальцем гладить его по ширинке джинсов. Я подумала: если это его не возбудит, что же тогда? Но Оливер отвел мою руку и сжал ее.

Во время фильма я попыталась еще раз. Собралась с духом и стала целовать Оливера в шею, в мочку уха. Я делала все, что, по рассказам Эллен, может сработать в кинотеатре. Расстегнула среднюю пуговицу на его рубашке и запустила туда руку. Гладила ладонью его загорелую грудь, его крепкие плечи. И все это время, напоминаю вам, я не отрывала взгляда от экрана, как будто и правда следила за происходящими там событиями.

Ох, Оливер был великолепен! Его густые белокурые волосы и улыбка свели меня с ума. Но его глаза наводили на мысль, что он витает где-то далеко. Я хотела, чтобы он по-настоящему заметил меня, закрепил свои права.

Во время сцены, когда Роберт Редфорд и Барбара Стрейзанд прогуливаются по пляжу и обсуждают, как назвать ребенка, Оливер схватил мою руку, вытащил ее из-под рубашки, застегнулся и искоса взглянул на меня. И потянул прочь из ряда.

Оливер не смотрел на меня. Он ждал, пока разносчица попкорна отвернется в другую сторону, а потом проскользнул по лестнице на балкон, который на ночь закрывают.

На балконе не было ни души, а сам балкон отгорожен золотыми шелковыми шнурами. Оливер прижался ко мне сзади. Его силуэт вырисовывался на фоне задрапированной атласом стены кинотеатра. Он снял рубашку.

— Ты понимаешь, что делаешь со мной? — спросил Оливер.

Он расстегнул мою хлопчатобумажную блузку и молнию на джинсах. Я осталась в бюстгальтере и трусиках, а он отступил назад и просто смотрел. Я подумала о людях, сидящих внизу: а вдруг они обернутся и увидят совсем другое «кино»? И словно прочитав мои мысли (тогда мне казалось, что он умел читать мои мысли), Оливер усадил меня себе на колени.

Мы были сзади с краю. Я сидела, широко расставив ноги, и слепо щурилась на киноаппаратную, он невидящим взглядом смотрел на экран. Он спустил с моих плеч лямки бюстгальтера и подложил ладони под мою грудь, словно взвешивая ее. Он едва ее касался, как будто совершенно не знал, что с ней делать. Бюстгальтер опустился на талию. Оливер расстегнул молнию своих джинсов. С помощью каких-то акробатических экзерсисов мы приспустили его штаны к коленям — мне даже не пришлось вставать. Где-то сзади я слышала голоса главных героев фильма.

— Ты любишь меня? — прошептала я Оливеру в шею, не зная, услышал ли он.

Оливер смотрел на меня, только на меня — впервые я была уверена, что на сто процентов завладела его вниманием.

— Если честно, — ответил он, — думаю, что да.

Я стала делать то, о чем рассказывала Эллен: прижиматься к нему и медленно, а потом все быстрее двигать бедрами. Я почувствовала, как мои трусы стали влажными. Головка пениса Оливера выпирала из трусов — набухшая, розовая. Я робко провела по ней указательным пальцем. Пенис подпрыгнул.

Когда Оливер коснулся меня, я подумала, что потеряю сознание. Я не упала только благодаря спинке стоящего перед нами стула. Он сдвинул мои трусики и свободной рукой вытащил пенис. Меня словно загипнотизировали: я смотрела на эту пульсирующую узловатую стрелу и совершенно не помнила о том, что она принадлежит Оливеру. Я не сводила с нее глаз, пока Оливер усаживался поудобнее и приподнимал мои бедра. Испытав дикую боль, я увидела, как эта стрела исчезает внутри меня. Эллен не говорила, что это больно. Но я ни кричать, ни плакать не стала — внизу же сидели люди. Я широко распахнула глаза и уставилась на атласную драпировку задней стены. И только тогда Оливер спросил:

— Ты когда-нибудь раньше этим занималась?

Я покачала головой, решив, что он остановится, но было уже слишком поздно. Не понимая, что делаю, я двигалась с ним в неком примитивном танце — бедрами вперед-назад — и не сводила взгляда с закрытых глаз не верящего в происходящее Оливера. В последний момент он с силой обхватил мои бедра и столкнул меня с себя. Он прижал меня к груди, но я успела увидеть его пенис — красный, скользкий, вздувшийся и дрожащий. Он кончил горячим фонтаном — липкой жидкостью, которая склеила наши животы и издала неприличный звук, когда я попыталась откинуться назад.

Мне как-то удалось тем вечером выйти из кинотеатра, но еще несколько дней у меня все саднило. Я прекратила расспрашивать Эллен о ее свиданиях с Роджером. Оливер начал звонить мне два-три раза в день, хотя прекрасно знал, что я на занятиях.

Мы купили презервативы и стали заниматься сексом регулярно — болеть перестало, хотя мне казалось, что я так и не испытала оргазма, о котором рассказывала Эллен. Мы занимались сексом у меня в комнате общежития, у Оливера в машине, на траве у пруда Уэллсли, в раздевалке спортзала. И чем более дерзко мы себя вели, тем нам было веселее. Мы встречались с Оливером каждый вечер и каждый вечер занимались сексом. Уже я начала рассказывать Эллен о наших похождениях.