— Глазунью.

— Я, признаться, и сам люблю яичницу в таком виде. — Кент снова подмигнул ей. Через пару минут он выложил глазунью из двух идеально поджаренных яиц на тарелку, добавив к ней подрумяненный английский кекс и несколько разрезанных ягод клубники, а затем с гордым видом вручил тарелку Лайле. — Воп appétit[47].

Они уселись завтракать на диван кухонного уголка, пристроившегося между двумя стеллажами, где рядами стояли написанные Абигейл книги по кулинарии.

— Как я понял, у вас есть сын, который вскоре тоже должен приехать сюда, — сказал Кент, намазывая маслом свой кекс.

— Он примерно одного возраста с вашей дочкой. Его зовут Нил.

— Буду рад с ним познакомиться. — Муж Абигейл откусил немного от кекса и некоторое время задумчиво жевал его. — Интересно, каково оно — иметь в доме двух подростков. До сих пор нам и с одним постоянно хватало хлопот. — Он произнес это мягко, но она уловила в его голосе нечто большее, чем просто родительское преувеличение детских выходок. — О, только поймите меня правильно. Феба — очаровательная девочка. Просто… с некоторых пор она несколько замкнута. Не обижайтесь, если она будет с вами не слишком приветлива.

— Можете мне поверить, я вас хорошо понимаю, — сочувственно ответила Лайла, подумав о дурном настроении, в котором последнее время пребывал Нил.

Известие о том, что они будут жить где-то в пригороде, вдали от его друзей и привычных мест их встреч, привело его в полное уныние. Теперь сын даже не пытался выглядеть мужественно. Он уже не старался как-то поддерживать ее, отчего Лайла чувствовала себя еще более несчастной.

— Неужели и вы тоже? — Кент взглянул на нее, испытывая что-то вроде солидарности. — Ну, думаю, нам следовало ожидать чего-либо подобного. Хотя мне трудно припомнить, чтобы я вел себя таким образом в их возрасте.

— А каким вы были подростком? — спросила она с неожиданным любопытством.

Кент пожал плечами.

— Если честно, то довольно угрюмым, — ответил он. — Типичный упорный трудяга. Наверное, в каком-то смысле я слишком поздно родился. Абби говорит, что я пропустил время радикальных 60-х годов, которые, несомненно, проявили бы мою истинную натуру. Думаю, она вам еще не сказала, что я своего рода «крестоносец», люблю активно участвовать в общественной жизни. Хотя моя жена воспринимает это как войну с ветряными мельницами. — Кент усмехнулся, и Лайла вновь уловила легкую тень, пробежавшую по его лицу.

— Вы же доктор, — сказала она. — Беспокоиться о людях для вас должно быть вполне естественно.

Кент посмотрел на нее с благодарностью; похоже, он не привык к тому, что его усилия могут быть оценены, — по крайней мере женой.

— Прекрасная точка зрения, — согласился он. — Но в то время меня в первую очередь заботило одно: после колледжа я должен был располагать хорошим резюме. Только окончив медицинскую школу и поступив в интернатуру, я сообразил, что смысл жизни состоит не только в том, чтобы во всем быть самым лучшим. — Кент положил вилку, и взгляд его вдруг стал замкнуто-отрешенным. — Понимаете, все дело в пациентах. Каждый день они накатываются на наше отделение экстренной помощи, словно волны прилива. У очень многих из них нет медицинской страховки. Черт побери, некоторые наши пациенты даже по-английски толком не разговаривают. Помню, я думал, что мне очень повезло и что я никогда по-настоящему не понимал этого, потому что одержимо стремился к своим целям. Именно тогда я решил, что нужно сделать в своей жизни что-то более значительное.

— Это восхитительно, — совершенно серьезно произнесла Лайла.

— Я делаю это не из благородства. Рискуя прослыть благодетелем человечества, я действительно получаю удовольствие, помогая людям. Да, быть сельским доктором — это не вполне то же самое, что участвовать в миссии ООН, но даже в этом захолустье люди нуждаются в реальной помощи, хоть это и может кого-то удивлять. Во-первых, многие наши старики очень больны или немощны, чтобы прийти ко мне в кабинет, и слишком горды, чтобы признать, что им нужна помощь. И моя задача заключается в том, чтобы они ее получили.

— Вы, должно быть, последний доктор в Америке, который все еще ходит по вызовам на дом, — с грустной улыбкой заметила Лайла.

— Это не совсем так, — сказал Кент. — Я работаю с пациентами, которые не могут позволить себе страховку или которые превысили сумму своего полиса. Есть у меня несколько несовершеннолетних беременных — детей здесь не так уж много, и вы сами знаете, что происходит, когда им становится скучно. — Он удивленно округлил глаза. — По большей части подростки боятся обратиться к своим родителям, а мне они по каким-то причинам доверяют.

— Ваше лицо очень располагает к искренности.

— Правда? Забавно, но моя жена этого, похоже, не замечает.

Несмотря на шутливый тон Кента, Лайла подумала, что в его словах, похоже, есть доля правды. Была ли столь превозносимая семейная жизнь Абигейл на самом деле безоблачна… или все же наметились какие-то трещинки в этом браке, о котором она читала в журнальных статьях как об идеальном? Лайла познакомилась с Кентом только что, но уже успела заметить, насколько они с Абигейл разные. Ей показалось странным, что они вообще смогли сойтись и создать семью.

Однако сидя и болтая за завтраком с Кентом, она почти не вспоминала об Абигейл. Она с удовольствием задержалась на вторую чашечку кофе, думая о том, как приятно наслаждаться спокойным общением с мужем перед его уходом на работу, даже если муж этот чужой.

Очевидно, она тоже понравилась Кенту, потому что он, отодвигая от себя тарелку, сказал:

— Что ж, Лайла, я думаю, вы прекрасно справитесь со всем этим. Признаюсь, что сначала у меня возникли кое-какие сомнения, но это было до того, как мне представилась возможность узнать вас немного ближе.

— Я полагаю, что вы рассчитывали увидеть женщину, которая боится испачкать руки. — Лайла рассмеялась. Теперь, когда у нее появился, по крайней мере, один союзник, она чувствовала себя более непринужденно. — Должна сказать, что я всегда надеваю резиновые перчатки, но при этом не стесняюсь стать на четвереньки со щеткой в руках. К тому же я не считаю, что нужно быть ракетчиком по образованию, чтобы разобраться, как управлять пылесосом.

Он внимательно посмотрел на нее, а потом немного нахмурился и, собравшись с духом, произнес:

— Послушайте, я надеюсь, вы не сочтете, что я слишком лезу в ваши дела, но нет смысла делать вид, будто мы ничего о вас не знаем — не замечаем открыто сидящую громадную гориллу весом в полтонны, — поскольку нам придется жить под одной крышей. Поэтому скажу прямо: я знаю, что вам довелось многое пережить. И я отдаю вам должное за то, что вы сумели справиться с этим. Очень многих такое бремя просто раздавило бы.

Лайла так давно не слышала комплиментов от кого-либо, кто не был бы лично заинтересован в том, чтобы подбодрить ее, что едва сдержала подступившие к глазам слезы.