Одна из книг в витрине была в форме веера – ломтик торта из белой, тисненной золотом кожи, плавно вырезанный изгиб.

Стоя в абсолютно пустой улочке, Холлис безмолвно помолилась о Гаррете. Кому, сама не знала. Ненадежной вселенной. Или механизмам, на которые он наносил свои граффити. Пожалуйста, пусть с ним не будет ничего плохого.

Книга-веер, не читанная, возможно, несколько столетий, чопорно смотрела на нее из витрины.

Холлис повернулась и пошла к Рю-Одеон. Перешла на другую сторону и двинулась к ресторану.

Перед которым, подсказывал ей остаточный опыт знаменитости, сидели папарацци. Холлис заморгала, не сбавляя шага. Да, они. Те же позы, та же нервная напряженность за напускным пофигизмом. Злость от долгого ожидания. На красных скатертях – нетронутые бокалы с самым дешевым вином. Мобильники возле уха. Темные очки (не на всех). Папарацци смотрели, как она приближается.

Инстинктивно Холлис ждала, когда первый из них вскинет фотоаппарат. Ждала звука механической съемки. Внутренне подобралась. Готовясь то ли бежать, то ли выглядеть как можно лучше.

Однако никто ее не снимал. Все просто смотрели, как она подходит. Они охотились не за ней – этого не было уже много лет. Она временно заинтересовала их тем, что пришла сюда. Почему?

Интерьер «Лез Эдитёр» был выдержан в стиле ар-деко, но не в том, что с хромом и черной эмалью. Алые кожаные кресла – оттенка послевоенного лака для ногтей, полированное дерево, книги-на-метры, портреты незнакомых французских лиц в рамах.

– Он мог бы вас не присылать, – сказал Рауш, бывший редактор несуществующего журнала «Нод», фантомного дайджеста цифровой культуры. – Все идет очень гладко.

Рауш смотрел на нее поверх очков в толстой темной оправе, по ощущению закрывавшей ему все поле зрения. Его темные волосы походили на ковролин.

– Меня никто не присылал. Что вы здесь делаете?

– Если он вас не присылал, то как вы тут оказались?

– Я обедаю с друзьями. В Париже по делам Губерта, но никак с вами не связанным. Ваша очередь.

Рауш взялся за лоб, нервно взъерошил несуществующую челку.

– Фридрикка. Доттир. Они на этой неделе выпускают новый альбом. Она здесь с Брэмом.

У него дернулся глаз.

– Кто такой Брэм?

– Брэм, из «Стокеров». Вампиры. – Он выглядел по-настоящему смущенным. – Якобы Эйдис в него влюблена, а он сейчас с Фридриккой. В Штатах «People» – за Эйдис, «Us»[28] – за Фридрикку. Здесь такого четкого разделения еще нет, но к завтрашнему дню должно быть.

– Это разве не устаревшая тактика?

Рауш дернул плечами:

– Бигенд считает, в том и смысл. Он говорит, это двойной возврат, настолько заезженное, что уже новое. Ладно, не новое, но умиротворяющее. Знакомое.

– Поэтому он вечно с ними? Они – клиентки «Синего муравья»?

– Насколько я знаю, – Рауш понизил голос, – он тесно связан с их отцом.

– Кто их отец?

Холлис как-то прежде не думала, что у двойняшек есть отец. Ей казалось, их из чего-то отформовали.

– Большая шишка в Исландии. Послушайте, Холлис, он точно вас не посылал?

– Кто решил отправить их сюда?

Она заметила в дальнем конце зала одну из близняшек, но уже забыла, которая, по словам Рауша, должна быть здесь. Рядом с нею сидел высокий и широкоплечий молодой человек, очень бледный, с черной челкой, закрывающей пол-лица.

– Я. Не слишком пафосное место. Легко поверить, будто они зашли случайно. Не будет отвлекать от нарратива.

– Тогда, если кто-то из тех, с кем я обедаю, не засланец Бигенда, это случайность.

Рауш смотрел ей прямо в лицо, и Холлис понимала: это значит, что он напуган.

– Точно?

– Точно.

Метрдотель уже некоторое время стоял рядом, выказывая признаки нетерпения.

– Овертон, – сказала ему Холлис. – Столик на четверых.

Когда она вновь повернулась к Раушу, тот уже исчез. Она прошла вслед за метрдотелем через людный ресторан, к столику, где сидели Мередит и Джордж.

Джордж привстал и символически чмокнул воздух рядом со щекой Холлис. Он был в темном костюме и белой рубашке без галстука. Треугольник густых курчавых волос в расстегнутом вороте создавал впечатление, что под рубашкой надета футболка. Холлис показалось, что с дневной встречи его щетина еще отросла. Джордж скорбно улыбнулся. Его белые зубы были толщиной и размером примерно с костяшки домино.

– Извини, что так вышло. Я понятия не имел. Выбирал место, чтобы мы могли поговорить и не отвлекаться на еду.

Метрдотель отодвинул для Холлис стул, и Джордж, дождавшись, когда она сядет, тоже сел.

Когда метрдотель ушел, оставив толстую книжку-меню, Мередит сказала:

– Можно было бы пойти в «Комптуар» на другой стороне улицы. Тут нам не дадут спокойно поговорить.

– Извини, – ответил Джордж. – Кормят здесь вкусно. Жаль только, что бедняжка Брэм – главное блюдо.

– Ты его знаешь?

– Шапочно. Он талантливый. There but for fortune[29], думаю.

– Запись с Реджем уже не кажется такой ужасной?

– После нашего сегодняшнего разговора – нет.

Джордж снова блеснул зубищами. Холлис понимала, чем он нравится Мередит. И что чувство это – настоящее. Они производили впечатление пары, связанной чем-то очень глубоким, спокойным и теплым. Интересно, было ли у нее самой в жизни такое?

– Твой знакомый тут с Фридриккой Брандсдоттир, – сказала она, вспомнив имя.

– Да, – согласился Джордж.

– Надеюсь, его не заставили с ней спать, – сказала Мередит, глядя поверх открытого меню на столик Брэма-Брандсдоттир.

– Разумеется, – ответил Джордж. – Он вообще голубой.

– Бедняжка, как ему, наверное, трудно, – заметила Холлис.

– Он делает, что велят, – сказал Джордж. – Хочет развязаться с вампирятиной. Дело не простое.