И тут Вася наконец понял:

— Сенино! — сказал он. — Сенино, товарищ командарм! Там есть Сенино и есть Кулиабкино, — он произнёс так, как было написано на немецкой карте — Kuliabkino. — А между Сенино и Кулиабкино лес. Сверху нарисована узкоколейка, а куда идёт — стёрто, и станции тоже нет. А в этом лесу, я сам слышал, сгружали танки. Наверное, на этой станции. Несколько ночей подряд. Это будет ужасно, ужасно, их надо остановить, — и затем его повело, и он рухнул на скамейку. Майор посмотрел на него с недоумением, военврач велела молчать, Рокоссовский позвал ординарца, распорядился:

— Запишите: Одинокову благодарность в приказе, лейтенанта Курочкина к ордену.

Затем сказал майору, что сейчас подойдёт к складам смотреть доставленное оружие, а потом с высоты своего роста повёл головой, заглянув в глаза всем, кто был рядом, и едва заметно кивнул, отпуская их. И все, будто услышав команду «вольно», расслабились, пошли по своим делам. Даже ординарец скрылся в машине. И остались на плацу только командующий, военврач и опять развалившийся на скамеечке красноармеец Одиноков.

— Ну зачем примчался? — ласковым голосом спросила Галина, сохраняя строгий вид.

— О чём ты? — лицемерно удивился Константин Константинович. — У меня тут дела.

— Неужели?

— Да ладно тебе, — сказал он. — Ты же знаешь мою примету.

— В приметы он верит!

— Да, если мы видимся с утра того дня, когда я еду на передовую, со мной ничего страшного не случается. Ну правда! Стопроцентно. Проверено.

— И ведь боевой генерал! — сокрушённо сказала она. — Слышали бы тебя твои солдаты.

И они синхронно посмотрели на Васю.

Вася попытался сидя отдать честь:

— Разрешите идти!

— Сидеть! — приказала Галина Васильевна.

— А что, красноармеец Одиноков, вы читаете военные карты? — спросил командарм.

— Читаю. Я студент, геолог, — облизывая сухие губы, сообщил ему Василий.

— Вот как! И немецкий язык знаете?

— Знаю.

Рокоссовский щёлкнул пальцами, из машины тут же выглянул ординарец.

— Запишите: Одинокова — на ускоренные курсы младшего комсостава, — распорядился командарм.

— После выздоровления, — уточнила Галина Васильевна.

* * *

По пути к райцентру, где располагался госпиталь, Василий отмяк, ему стало лучше. Сработали, наверное, порошки, которые дала ему доктор. Он их запил тёплой водой из термоса её шофёра, пристроился на заднем сиденье, подремал. Какая-то мысль не давала ему покоя. Что-то сегодня было сказано… или услышано… прошёптано важное. Но — ускользала мысль. Зато вспомнилось про кульки.

— Можно спросить, Галина Васильевна?

— Да, Вася.

— А вот вы про кульки говорили. Я не понял, это что?

— Это, Вася, такие бумажные пакетики. Уже несколько дней немцы сбрасывают их с самолётов в расположении наших войск. А в них — мельчайшие насекомые. Что это такое, опасны они или нет, пока неизвестно. Велено следить за каждым вражеским самолётом, собирать эти кульки и сжигать на месте. Проводим дезинфекцию. Несколько штук отправили на проверку в Москву.

— Вот же гады, — без эмоции в голосе пробормотал Василий. — Мало, что сами к нам припёрлись, так теперь ещё и своих вшей нам скидывают.

Шофёр захохотал.

В госпитале Васю обследовали, пришли к выводу, что надо полежать, попринимать лекарства, реабилитироваться.

— Опоздали бы на два дня, мог помереть, — спокойно сказала ему терапевт. — Были уже такие случаи.

Вечером он лежал на чистой простыне, слушал стоны за стеной, голоса под окном. На душе было легко.

Документы эпохи

Директива Ставки ВГК № 001919 командующим войсками фронтов, армиями, командирам дивизий, главнокомандующему войсками Юго-Западного направления о создании заградительных отрядов в стрелковых дивизиях

12 сентября 1941 года

Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать: «Нас окружили!» и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий этих элементов дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеют место на всех фронтах. Если бы командиры и комиссары таких дивизий были на высоте своей задачи, паникёрские и враждебные элементы не могли бы взять верх в дивизии. Но беда в том, что твёрдых и устойчивых командиров и комиссаров у нас не так много.

В целях предупреждения указанных выше нежелательных явлений на фронте Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. В каждой стрелковой дивизии иметь заградительный отряд из надёжных бойцов, численностью не более батальона (в расчёте по 1 роте на стрелковый полк), подчинённый командиру дивизии и имеющий в своём распоряжении кроме обычного вооружения средства передвижения в виде грузовиков и несколько танков или бронемашин.

2. Задачами заградительного отряда считать прямую помощь комсоставу в поддержании и установлении твёрдой дисциплины в дивизии, приостановку бегства одержимых паникой военнослужащих, не останавливаясь перед применением оружия, ликвидацию инициаторов паники и бегства, поддержку честных и боевых элементов дивизии, не подверженных панике, но увлекаемых общим бегством.

3. Обязать работников особых отделов и политсостав дивизий оказывать всяческую помощь командирам дивизий и заградительным отрядам в деле укрепления порядка и дисциплины дивизии.

4. Создание заградительных отрядов закончить в пятидневный срок со дня получения настоящего приказа.

5. О получении и исполнении командующим войсками фронтов и армий донести.

Ставка Верховного Главнокомандования.

И. Сталин.

Б. Шапошников.

После того как Сталин подписал Постановление ГКО о введении в Москве осадного положения, Щербаков, Артемьев и некоторые другие покинули кабинет. Остались Берия и Будённый.

— Товарищ Сталин! — вспомнил Будённый. — Я что хотел спросить. Чуть из головы не вон. Про конные подразделения. С шашками дело плохо. Новых нет, не делают больше. А в арсеналах есть старые. Да вот беда: на них надписи «За Веру, Царя и Отечество». Можно ли выдавать их кавалеристам?

— А немецкие головы они рубят? — усмехнулся Сталин.

— Рубят, товарищ Сталин. Отчего бы не рубить.

— Так выдавайте! Пусть красные конники рубят немца за Веру, Царя и Отечество!

Посмеялись. Берия, поглядывая на Сталина, повторил то, что уже было сказано: