— Замэчателно, товарищ Устинов. Но, я так понимаю, что далэко не все машины мы можем повторить, да?

— Да, товарищ Сталин. Но это и не удивительно, они там, — Устинов неопределенно махнул рукой, — в автомобили чуть ли не супер-ЭВМ засовывают. Да и двигатели, и трансмиссия, и прочее — тоже совсем другого уровня. Мы к этому придем, конечно, просто не сразу.

— Что-нибудь еще по этому вопросу?

— Грузовой автотранспорт. Вот эту модель мы уже начали выпускать на Горьковском автозаводе для нужд армии. — Устинов продемонстрировал Сталину фото старенького «МАЗа», невесть как оказавшегося в распоряжении снабженцев бригады. Еще некоторые модели пока слишком дороги, но со временем мы их используем. Есть еще…

— Пожалуй, что хватит по данной тематике, товарищ Устинов. Чем еще порадуете? Вот про станки расскажите. — Вождь остановил Устинова на полуслове, наткнувшись в просматриваемой папке на интересную тему.

— О, конечно, товарищ Сталин. Благодаря полученным образцам мы уже в ближайшее время сможем совершить настоящий прорыв в станкостроении! Давайте я вам кое-что покажу. — Устинов, отложив папку, вновь полез в глубины своего портфеля.

— Вот! — Нарком вытащил на свет тонкую папку и протянул ее вождю. Тот с интересом раскрыл ее и углубился в чтение. В течение этого процесса на его лице снова появилась довольная улыбка, становящаяся с каждой минутой все более широкой.

— И мы дэйствительно можем это сделать? — Сталин поднял голову и с прищуром посмотрел на Устинова. Тот, не отводя глаз, уверенно ответил:

— Да, товарищ Сталин. Но не все сразу, конечно. К примеру, до обрабатывающих центров нам еще довольно долго, сначала нужно значительно улучшить уровень имеющейся у нас техники, особенно вычислительной. Но станки с ЧПУ мы сможем делать уже довольно скоро. А лет через десять-пятнадцать будем создавать гибкие автоматизированные производства. После этого никакие США нас уже не догонят.

— Хорошо работаете, товарищ Устинов. Значит, оборудование особой группы вам помогло, да?

— Конечно. Но значительная заслуга подобных успехов не только в оборудовании и станках особой группы. Мы получили значительное количество информации из нескольких ЭВМ, принадлежащих учившихся ТАМ на заочных отделениях. Причем нам довольно сильно повезло. Таковых довольно много, несколько десятков, и среди них мало «повторяющихся». — Нарком, видя непонимающий взгляд Сталина, пояснил: — Они учатся на разных направлениях и специальностях. Есть металлурги, есть инженеры-автоматизаторы, есть химики и другие. И почти у каждого на ЭВМ огромное количество информации.

— Надо бы товарищей солдат-студентов нам за хорошую учебу наградить, Дмитрий Федорович. Как вы думаете?

— Да-да, конечно, товарищ Сталин. Вся эта информация была просто бесценной. Но тогда хочу еще особо отметить товарища Кравченко.

— Поясните. — Вождь встал и начал неторопливо прогуливаться вдоль стола.

— Дело в том, что начиная с две тысячи четвертого года группа энтузиастов собрала огромную библиотеку научно-технической литературы, перенесенной на электронные носители информации. Товарищ Кравченко на своей рабочей ЭВМ собрал полный комплект данной библиотеки на момент переноса.

— Дэйствително? И насколько огромная?

— Десятки тысяч томов по технике и естественным наукам. И не просто собрал. У него образцовая библиотека с каталогами и классификаторами, и он сумел организовать работу с этой библиотекой с других ЭВМ рабочей группы и с обычных телетайпов. Именно по его предложению для хранения, поиска и доведения до получателей информации было организовано известное вам бюро научно-технической информации. То есть я имею в виду как раз научного руководителя этого самого бюро.

— Звучит так, что товарищу Кравченко надо Сталинскую премию давать. И высокое звание Героя Социалистического Труда, да?

— Да, товарищ Сталин. Именно так.

— Что ж, хорошо. Но давайте теперь о положении с фармацевтической промышленностью…

Несколько часов спустя Устинов вышел из кабинета Сталина выжатый как лимон. Уйдя от «сути» к деталям и углубившись в подробности, вождь гонял наркома словно на экзамене, расспрашивая и интересуясь абсолютно всеми достижениями и промахами новой промышленности. За эти часы Устинов успел достать все до единого документа и фотографии из своего объемистого портфеля. Но, судя по всему, сталинский нарком экзамен своему начальнику сдал. По крайней мере, когда Дмитрий Федорович уходил из кабинета, Сталин выглядел довольным.

В принципе было понятно, почему. Промышленность и наука уверенно двигаются вперед, причем со всевозрастающей скоростью, а самое неприятное — положение с проектированием реактивных самолетов было, прямо сказать, не очень — вождь довольно легко принял, единственно поинтересовавшись, принимаются ли меры по исправлению ситуации и как обстоят дела с самолетами поршневыми.

Услышав положительные ответы по этим вопросам и просмотрев некоторые документы, напрягшийся было Сталин вновь расслабился и заулыбался.

Так что сегодня все прошло неплохо. Задумавшись, идущий по коридору Устинов едва не врезался в направляющегося в главный кабинет страны Берию.

— Лаврентий Павлович, добрый день.

Нарком внутренних дел остановился и протянул Устинову руку:

— И вам здравствуйте, Дмитрий Федорович. Вы с совещания?

— Да. Отчитывался товарищу Сталину о состоянии дел.

— Надеюсь, все хорошо? — Берия внимательно смотрел на Устинова из-под очков. Вопрос он задал не из праздного любопытства. Если все плохо, то Сталин может быть не в настроении и отчитываться самому Берии будет гораздо сложнее. Но это вряд ли. Глава НКВД регулярно получал сведения о состоянии дел в новой промышленности, и там вроде как все было очень даже ничего.

— Да-да, хорошо, более чем. Надеюсь и у вас?

— Тоже неплохо, Дмитрий Федорович. Я полагаю, мы с вами увидимся послезавтра, на большом совещании?

— Да, конечно, Лаврентий Павлович. До свидания.

— Всего хорошего.

Берия еще некоторое время постоял, глядя вслед Устинову. После чего развернулся и решительным шагом отправился в кабинет к Самому. У него с курируемым проектом все было далеко не так хорошо, как у наркома новой промышленности. А этому самому проекту — атомному — Сталин придавал весьма большое значение.

22 марта 1942 года. Где-то в Подмосковье.

Илья Петрович Кравченко нервно расхаживал по кабинету, яростно размахивая руками и отказываясь соглашаться со своим… скажем так, помощником — приставленным к нему человеком от НКВД.

— Олег Вячеславович! Проблема случившейся контрреволюции не только в том, что страну продала ее верхушка! Союз был предан большинством населения, понимаете? И не нашлось ни одной, достаточно большой группы людей, чтобы выйти на его защиту! Вот в чем основная проблема!