Заложники всегда обо всем узнают в последнюю очередь. Даже то, что касается лично их. Такова участь пленников.

Возвращенная заложница, рыдая, что-то пыталась объяснить. Ее стали успокаивать, но она лишь сильнее заходилась в плаче, бессвязно произнося какие-то слова. Она говорила на немецком, но кто-то улавливал отдельные фразы и переводил шепотом соседям.

— Они… убить… картина… он ее ножом… там деньги в чемоданах… Он требовал самолет…

Прояснялась общая картина. Печальная.

Боевикам, похоже, заплатили деньги. И немаленькие, если принесли в чемоданах. Какая сумма уместится в одном чемодане? Заплатили, почти не торгуясь, и дали самолет. Но Осман изрезал картину.

Значит, боевики получат и всё остальное. Власть дрогнула. Если бы «Первый» решился на штурм, он бы не стал его откладывать и дал бы быстро самолет. Штурма не будет, это уже очевидно.

Но и разойтись им будет трудно.

Если террорист грозился убить заложницу, то будет грозить и дальше. И будет демонстрировать свою готовность. И рано или поздно — убьет. Требования боевиков будут возрастать, власть не сможет выполнить всё, что они потребуют. И бандитам придется на власть давить. А давить они могут только одним способом — убивая заложников и уничтожая культурные ценности.

Тупик, из которого, кажется, нет выхода.

Или это только кажется?

* * *

К дворцу подъехал автозак. Из него выскочили два автоматчика, встали с двух сторон от выхода. Внутри что-то громыхнуло.

— Первый, пошел!

Из машины выпрыгнул какой-то мужчина. Зажмурился на свету. Замер.

— Проходи сюда, быстро.

Сел привычно на корточки, вытянув перед собой руки.

— Давай следующий. Пошел, пошел!..

Второй мужчина выскочил. За ним третий…

Полтора десятка зэков в одинаковой одежде замерли подле автозака… От этой поездки они не ждали ничего хорошего. Зэки никогда не ждут ничего хорошего, только плохое.

Но они на площади перед Зимним дворцом! Куча полицейских, куча народа.

— Ждать.

Какой-то полковник подбежал ко входу.

— Передайте вашему старшему, что мы привезли заключенных. Вон они, можете их забрать.

Зеки, удивленно оглядываясь кругом, стали приподниматься с корточек. Их никто не одернул, на них никто не прикрикнул, никто не ударил. Они что-то начинали понимать. Столпились.

— Туда идите, — показали им.

Но зэки стояли. Кто их знает, красноперых! Они пойдут, а им в спины ударят автоматы. И всех их перестреляют при попытке к бегству. Заключенные не ходят туда, где не видят охраны. А впереди охранников не было!

— Идите, чего встали, уроды?!

Ну, хоть какое-то человеческое слово.

— Отставить оскорбления. Автоматы в землю!

Странные команды. Не привычные уху зэка! Что здесь вообще происходит?

В дверях показался Осман. Со всех сторон, защищая и прикрывая его, встали боевики. И правильно сделали, потому что на лбу и груди Османа, как только он открыл дверь, сошлось чуть не полтора десятка рисок снайперских прицелов.

— Вижу объект, могу работать на поражение…

— Я тебе поработаю. Я тебе так поработаю! Отставить стрельбу! Всем — отставить!

К зэкам бросились, почти побежали боевики. Автоматчики отступили на шаг.

Заключенные ничего не понимали… Их обняли и потащили ко входу, где, широко и радостно улыбаясь, раскрыл им объятия Осман.

— Я рад видеть вас, братья…

— Падлы, — зло сказал кто-то в толпе полицейских. — Они что, их всех сюда пригнать решили? На нашу голову?

Ему никто не ответил, но каждый подумал о том же. Бандиты из автозака теперь встанут в строй и будут стрелять в них. И чем их будет больше, тем выше шансов заполучить свою пульку и уже не вернуться домой живым. А только грузом «двести».

Террористы и освобожденные заключенные ввалились в дверь как к себе домой. Впрочем, это уже и был их дом, хорошо обжитый и привычный.

Их дом — Зимний дворец.

Террористы и их «гости» оживленно общались:

— Муса, ты!.. Рад тебя видеть! Как твое здоровье?

— Мирза, я видел твоих родителей. Хочешь поговорить с ними?

— Как?

— По мобиле. У нас, блин, связь — говори сколько хочешь, хоть целый день! Осман потребовал — нам безлимит дали. Они что угодно дадут, если Осман скажет! Осман — великий воин!

Из дверей вышел боевик, махнул рукой. К нему подбежал офицер.

— Осман приказал привезти одежду для наших братьев. Самую дорогую. И чтобы из лучших магазинов. И куртки из натуральной кожи! Понял?

Офицер кивнул.

— И еще жратвы и вина из ресторана. Много! Мы будем праздновать их освобождение!

Ну и чего им тут не жить, когда все бутики и рестораны в их распоряжении?

* * *

Появились новые лица, причем без масок… На всех новенькая с иголочки одежда. Сильно недешевая. А лица серые и глаза волчьи. Откуда они? И почему без масок? Если без масок, значит, силовики их знают и скрывать им свои физиономии бессмысленно. Похоже — это зэки.

Осман потребовал освобождения своих земляков, и их освободили! Теперь он потребует оружие — и получит его. И вручит каждому новому бойцу автомат с полным боекомплектом. И без того безнадежное положение станет еще более безнадежным!

Новые бойцы, недавние зэки, бродили среди заложников, внимательно присматриваясь к ним. Они смотрели на женщин, которых не видели несколько лет.

Женщины были усталые, грязные, они не мылись уже много дней и дурно пахли, но это были женщины! А некоторые молодые и симпатичные. Бывшие зэки наклонялись к ним и пытались заговорить.

— Блин, она чего молчит, она немая, что ли?

— Она иностранка.

— О-о, блин! Я никогда иностранок не имел. А вы как их — часто?

— Нет, Осман запретил.

— А нам? Я на зоне три года как… Поди, спроси, может, разрешит. Ну хоть по разику?

Пошли, спросили.

Осман разрешил… потому что «братья».

— Осман сказал, чтобы иностранок не брали. Только русских. И чтобы тихо.

Но тихо не получилось.

Боевики разбежались, выбрали себе женщин, схватили за руки, потащили из толпы. Но жертвы, почуяв неладно, закричали, стали хвататься за соседей. Женщины-заложницы из толпы тоже вцепились в несчастных, не отпуская от себя.

— Ах вы, старые шлюхи! — заорали злобно боевики и стали бить защитниц по рукам и по лицам.