объяснил, что врачи ни в чем не виноваты. Накануне все было просто прекрасно, а роды начались слишком внезапно. Причиной всему Настино больное сердце и плохая свертываемость крови. На мой вопрос, неужели по анализам этого не было видно, он ответил:

– Нет. Все было в пределах нормы.

Он даже не извинился, в отличие от своей коллеги. Просто сказал, что так, к сожалению, бывает, это жизнь и нужно смириться. Не забыл напомнить, что за пребывание малыша в детской реанимации необходимо внести новую сумму.

– У меня больше нет денег, – проговорил я, едва сдерживаясь, чтобы не броситься на него и не вцепиться ему в горло.

– В таком случае вы можете переехать в бесплатную клинику на реанимобиле. Но это может стоить ребенку жизни.

– Я заплачу. Не надо другой клиники.

И тут наконец он проявил чудеса гуманности.

– Мы сделаем вам скидку, так и быть. Тридцать процентов от общей стоимости.

– «Тридцать процентов», – Михалыч с горечью усмехнулся. – Вероятно, он ожидал, что я кинусь благодарить его, чуть не руки целовать. Я кивнул и молча вышел.

Спасибо докторам детского отделения, они как могли старались выходить Богдана. Дневали и ночевали в палате. Грели его в кювезе, переливали кровь, назначали уколы, капельницы, собирали консилиумы. Они сделали невозможное – привели полуживого малыша в чувство. Месяц я с двойняшками ютился в самом дешевом хостеле, в общем номере – все, на что у меня хватило денег. Нам есть было нечего. Добрые нянечки оставляли нам после больничного обеда суп, хлеб, иногда котлеты и компот…

Как тебе такое, милая Мира? Или ты все еще не веришь? Думаешь, я вру тебе? Спроси Анжелу с Серегой. Они все помнят, расскажут тебе. Анжела, скажи…

– Не надо, – со слезами на глазах попросила Мира. – Я верю. Я… у меня нет слов. То, о чем вы говорите… это настоящий ад.

Михалыч вдруг громко расхохотался. Мира, Анжела и Сергей посмотрели на него с недоумением и страхом.

– Пап, ты что? – Анжела положила ему руку на плечо, однако он тут же сбросил ее, продолжая смеяться.

– Ад! Ребятки, она говорит «ад»! Да что ты, кисейная барышня, папина дочка, знаешь про ад? То, о чем я только что рассказал тебе, по-твоему, ад? Нет, милая, это не ад, это лишь его начало. Самый краешек, где еще не так жарко и даже можно дышать. Вот по этому краю ты походя проехала. Увидела, как мы живем в этих катакомбах, Богдана в коляске. Эдакий круиз, типа Золотого кольца. Но есть еще и пекло. Там правит бал Сатана. Нет надежды, зато есть вечные муки. И самое страшное, что все это растянуто на долгие годы. Бесконечность…

Михалыч вдруг сник. Его всегда безупречно прямые плечи ссутулились. Он продолжал говорить тихим голосом, в котором больше не звучала ни ненависть, ни страсть.

– Через месяц Богдана наконец выписали, и мы уехали в Поводнево. Квартиру пришлось продать, только так я смог рассчитаться с долгами. Брат одного из моих друзей предложил купить у него старое полуразрушенное здание за чертой поселка. Он приобрел его под бизнес, но разочаровался и был согласен уступить по дешевке. У меня оставалось кое-что от продажи квартиры. Я съездил посмотреть и пришел в ужас. Раньше здесь находилась психиатрическая больница. Потом та переехала в новое здание, а это закрыли, признав аварийным. Выбора у меня не было. Я купил его. Одному богу известно, сколько мне пришлось побегать по инстанциям, сколько денег угрохать на взятки, чтобы местные власти признали его годным к эксплуатации. Затем я нанял бригаду, самую дешевую, какую нашел. Вместе мы привели строение в более-менее приличный вид.

Все это время я продолжал жить в долг. Мне помогали друзья, сочувствуя бедственному положению, в котором я очутился. Они же буквально заставили меня подать в суд на клинику. Разумеется, я проиграл. Нищий, Мира, никогда не переспорит богатого. Твой отец снова вышел сухим из воды, медицинское расследование признало его полностью невиновным в том, что случилось с Настей и малышом. Вот так…

Нужно было как-то продолжать жить. Мы наняли Богдану сиделку. Поскольку платить я мог лишь копейки, она выполняла свою работу спустя рукава. Малыш часами лежал мокрый и плакал, на него никто не обращал внимания. Только братишка и сестренка любили его и жалели. Пели колыбельные песенки, давали бутылочки со смесью и даже на руки брать пытались.

Худшие прогнозы детского врача не оправдались: Богдан мог двигаться, самостоятельно сосал и глотал, мозг его тоже не пострадал, он рос и развивался как обычный ребенок, даже лучше и быстрей. Он не мог лишь стоять и ходить. И еще – примерно с полугода у него начались странные и страшные приступы. Это было что-то наподобие судорог, но не эпилепсия, как считали местные врачи. Во время этих приступов он задыхался, дергался, как под оголенным проводом, разбивал в кровь лицо. Я возил его по больницам, там назначали лекарства, но они не помогали. Наконец мы попали на прием к одному старенькому профессору, и тот подобрал препарат, который как-то сумел купировать судороги и удушье. Однако вздохнуть спокойно мы все равно не могли: предугадать начало приступа было невозможно. Месяц мог пройти совершенно спокойно, а бывало, что Богдану становилось плохо по несколько раз в день. Мы привыкли жить в постоянном страхе и напряжении, в полной готовности ко всему. Лекарства стоили бешеных денег и заканчивались в мгновение ока. Не всегда их можно было купить в местных аптеках, приходилось ездить по всей округе в поисках спасительных ампул. Всякий раз в этих поездках меня преследовал ужас – вдруг я не найду препарат, и Богдан не переживет очередной приступ…

В отремонтированном здании я решил открыть гостиницу. Красивая природа и близость реки привлекали туристов. Я не заламывал цены, и вскоре отель начал приносить прибыль. Это были смешные доходы в сравнении с тем, что я имел прежде, но все же они позволили нам сводить концы с концами. Через три года я даже смог построить новый отель, не бог весть какой, но все же получше психиатрической лечебницы. Мы с детьми переехали туда, в тот самый номер, где сейчас живешь ты, Мира. Кажется, там даже остались какие-то книжки, игрушки…

Мира молча кивнула, вспомнив деревянного солдатика. Вот откуда он там. Вовсе не позабыт гостями.

– Жить, однако, постоянно мы там не могли. Невозможно было скрывать от постояльцев регулярные приступы Богдана, беготню с уколами, бесконечные приезды «Скорой». Зиму мы проводили там, а как только начинался сезон и