– Как ты себя чувствуешь? – раздалось от дверей.

Илай вошел в палату решительной походкой, в руках он держал подозрительную бутылку и корзинку, прикрытую салфеткой. В воздухе повеяло ароматами мяса и чесночного хлеба.

– Лучше, – отозвалась я, кажется, заразившись немногословностью от Бади.

– Целый день проторчал в аптекарском дворе, – чересчур энергично заговорил Форстад. – Знахарь посоветовал порошки. Пришлось ждать, пока приготовят. Сестра сказала, что ты ничего не ела весь день. Я съездил в таверну, привез нормальной еды.

– Сам? – вырвалось у меня.

– Дин точно не вернулся бы до ночи, – усмехнулся Илай, подвинул ларец со снадобьями и начал выставлять на тумбу глиняные горшочки с едой. – Тебе обязательно надо поесть. К слову, ты подумала над тем, о чем я сегодня написал?

Он замолчал. Вопрос повис в воздухе. Мы смотрели друг на друга, как двое чокнутых. Столько шума из-за одного вопроса…

– Ты видела «приветик»? – проговорил Илай через долгую паузу.

– Да.

– И не ответила.

– Пера нет.

– Ясно.

Избегая смотреть на меня, с непроницаемым видом он откупорил бутыль. В кружку полился желтый, как солнце, густой апельсиновый сок. Понятия не имею, каким образом Форстаду удалось разыскать в провинции апельсины, даже в столице их можно найти разве что в дорогих овощных лавках, где обычные люди не отовариваются.

– Я понимаю, тебе нужно подумать, – вдруг резко высказался он, словно уже ожидал ссоры.

– Хорошо, – согласно кивнула я.

– Хорошо… – тихим эхом повторил он.

– Я подумала.

– Уже?!

Согласитесь, о чем здесь размышлять? Глупо сначала умолять вселенную вернуть бывшего парня и вдруг послать его за грань. Я пока еще в своем уме. И вообще, мужчину, готового вместо сиделки дежурить у постели больной девушки, целый день проторчавшего в аптекарском дворе, чтобы купить нужные лечебные порошки, а потом неизвестно где отыскавшего апельсины, нужно немедленно привязывать к ноге, чтобы ни за что не сумел сбежать.

– Два условия, – кивнула я. – Они серьезные, поэтому оцени, готов ли ты пойти на жертвы.

– Всего-то? – ухмыльнулся Илай, точно на другое и не рассчитывал.

– Конечно, нужно придумать больше, но я потом все равно забуду, поэтому всего два, – проворчала я и торжественно объявила: – Во-первых, никаких блондинок в радиусе двадцати шагов.

– Шаги будешь считать? – пошутил он.

– У меня хороший глазомер.

– А брюнетки? – немедленно уточнил он.

– Нет! – категорично ответила я. – Мы переходим ко второму условию: вообще никаких девушек. Даже рыжих.

– Принимается, – согласился Илай. В уголках его губ затаилась улыбка.

– И еще…

– Ты говорила про два условия.

– Условия, а не предупреждения. Так вот предупреждаю: этот раз будет последним.

Илай промолчал. На горле дернулся кадык, словно он вовремя проглотил возражения.

– Потому что, Форстад, клянусь, если ты снова бросишь меня из-за какой-нибудь ерунды, то я тебя прикопаю! – довольно внушительно для человека, от слабости не способного подняться с кровати, пригрозила я.

И знала ведь, что снова засыпать вместе – дурацкая идея! Илай тихонечко устроился на кровати и уткнулся носом мне в плечо. Я лежала, завернувшись в одеяло, и страдала от осознания, что в последний раз ходила в купальню и меняла белье прошлым вечером перед двойным свиданием, превратившимся в коллективную гулянку.

– Не напрягайся, – пробормотал он. – Я уйду через пять минут.

Проснулись мы с утра от насмешливого комментария громкой, как магический рупор, Матильды:

– Мажор, тебя из общаги выгнали?

Мы подскочили в оголтелой панике, точно застуканные ревнивой женой любовники. Причем в роли мужа выступала я.

– Проклятие! – охнул Илай и начал скатываться с края кровати.

Он попытался схватиться за решетку в изголовье, но рука соскользнула. Пальцы инстинктивно вцепились в одеяло. Утянув единственный покров и толкнув зазвеневшую посудой тумбу, он с грохотом рухнул на пол. Я осталась в задравшейся почти до бедер исподней сорочке, демонстрируя голые ноги. Поспешно и резко одернула подол. Тонкая ткань треснула, на плече появилась дыра.

– Божечки… – пробормотала, смущенно глянув на подругу.

Беспорядочное барахтанье закончилось полным провалом. В палате наступила дивная тишина.

– Мажор, ты или вставай, или закатывайся под кровать, – посоветовала Тильда. – Я не моралистка, мне без разницы, почему ты теснил больную Ведьму, но сейчас придет сестра.

Со сдавленными проклятиями Илай поднялся. Узрел мои голые ноги и быстренько накрыл одеялом. С головой. Верхняя половина оказалась закутанной – мол, если не вижу, то не стыдно – зато нижняя по-прежнему радовала глаз дивной обнаженностью. Стыдно вспомнить, как я, словно большая черепаха, вытаскивала наружу взлохмаченную голову и поджимала под одеяло ноги.

– Бади придет в восторг… – начала было Тильда.

– Не смей ничего рассказывать Бади! – рявкнули мы с Илаем в один голос.

– О чем? – насмешничала она. – О том, что Ведьме, судя по всему, полегчало? Даже хорошо, что вы решили выздоравливать на пару – покажу сразу обоим. Уверена, оцените талант.

Она вытащила из сумки сложенную вчетверо листовку.

– Вы, оказывается, не просто стекла били, а с приключениями, – ухмыльнулась Тильда.

Когда я раскрыла новую историю в картинках, то едва не застонала. Неизвестный художник нарисовал наш эпичный побег из общежития! Шаг за шагом, почти каждую нелепость: Форстада с застрявшей в ведре ногой, меня с задранным платьем и трусами в горошек. Последний рисунок показывал, как, держась за руки, под фонтаном разбитых стекол мы улепетывали к углу здания.

– Ересь, – скривил губы Илай.

– Скажи! – подхватила я.

– Конечно. У тебя были белые трусы, а не в горошек.

– Ты сказал, что под мантией ничего не видно! – Никогда бы не подумала, что можно пищать осипшим голосом, но я именно пропищала.

– Я соврал. – Рискуя получить удар кулаком куда-нибудь в район глаза, он быстро склонился и чинно, как старый дядюшка, чмокнул меня в лоб. – Не злобствуй, черная ведьма. После занятий загляну.

– Так понимаю, об этом Бади тоже нельзя рассказывать, – с сожалением вздохнула подруга, когда за пологом стихли шаги уходящего парня. – Ну хоть скажи, как вы поместились на узкой кровати?

Она сбросила с плеча сумку, деловито проверила давным-давно остывший горшочек с нетронутым ужином, посмотрела на свет едва початую бутылку с соком.