30 января, вечер понедельника,

Блакория, Северные горы

Данзан Оюнович Черныш хрустел сочным яблоком, хотя очень хотелось налить себе воды. Но он не рисковал. Вечером в четверг его почти до кругов в глазах сдавило обрушившимся мощным проклятием, и он ничего не смог ему противопоставить. Щиты оно прошило, словно их и не было. И теперь, пока он не разберется, как проклятье снять и можно ли его снять вообще, придется жить так… на капельницах и фруктах с овощами.

И постоянно быть настороже. Ему хватило одного глотка воды, чтобы подавиться и чуть не умереть. Ему – умереть. Не завершив дела. Не вытащив этот мир из ямы, в которой он оказался из-за бездействия богов и их наследников.

Данзан Оюнович не был сентиментален, но периодически вспоминал свой институт и лошадей, оставленные лаборатории и незавершенные опыты. Но, как настоящий ученый, умел расставлять приоритеты и подавлять ненужные сожаления.

– Итак, что мы имеем, – проговорил Черныш, расправившись с яблоком. В обустроенной, как гостиная, маленькой пещере-келье (будь проклят Алмаз и бывшие друзья из старшей когорты, день и ночь пытающиеся отследить его) находилось около пятнадцати заговорщиков, и фрукты поглощал не он один. Большую часть соратников тоже накрыло проклятьем: кто-то участвовал в похищении специалистов для изготовления взрывчатки, кто-то – в выяснении графиков правителей, кто-то – непосредственно в закладке орвекса или приведении взрывателя в действие. Сам Черныш проходил сквозь щиты, накрывающие усыпальницу на Холме королей и ипподром в Терлассе, незадолго до мероприятия, бросал стазис на охрану, чистил им память и открывал проход для тех, кто устанавливал взрывчатку. И все это время напряженно держал глушилку – то один старый коллега из старшей когорты, то другой периодически пытались засечь его. – А имеем мы двух мертвых королей и практически вычищенный род Иппоталии. Жаль, что с ней произошла осечка.

– Как и с большинством правителей, – пробормотал Оливер Брин, невольно тронув катетер на кисти. Маг-виталист тоже не мог пить и от этого, как и от напряжения последних недель, сильно осунулся и постарел, напоминая уже не зажиточного аптекаря, а работника службы похоронных услуг.

– И цели мы, по всей видимости, не достигли, – продолжил Черныш невозмутимо.

– Думаю, у нас обнадеживающие новости, – осторожно возразил Брин. Осторожно не потому, что боялся Данзана Оюновича, – были в Брине при его невзрачности и твердость духа, и уверенность в своей правоте, – а потому, что при всей погруженности в общее дело весьма трезво относился к оценке результатов. И не любил шапкозакидательских настроений.

– Помимо открытия бо́льшего, чем обычно, количества порталов? – осведомился Данзан Оюнович.

– Да. Я не стал сразу вам говорить, собирал информацию. Первое: мы все, даже я, хотя крови Черного во мне какие-то капли, ощущаем усиление голода и потребности подпитаться, как бывало, когда открывался крупный переход между мирами. Если бы мы посещали храмы как легализованные темные, возможно, и не почувствовали бы, но сейчас…

– Сейчас тягу к чужой энергии не сравнить даже с ощущениями, которые появились после ритуала с кровью Марины Рудлог, и голод не утихает, – вмешался в разговор Константин Львовский, маг, который и привел третью Рудлог к заговорщикам.

– Именно, – кивнул Брин. – Значит, грань между мирами стала тоньше. На нас по-разному это воздействует, но, например, Дугласу, как самому близкому из нас к Гёттенхольдам, пришлось уходить к монастырю, потому что контролировать себя он уже не мог. На всякий случай все темные братья пьют настойки из растений с храмовых земель.

Черныш слушал внимательно, сейчас как никогда похожий на хищную птицу – блеском темных глаз, наклоном головы. Настойки были спасением, потому что опасности подвергались свои же, не являющиеся потомками Темного жреца. Например, сам Данзан Оюнович, чья аура светила и манила, как горячий и сытный маяк.

– Возможно, нужно немного подождать, – продолжал Брин. – Грань истончается. После смерти королевы Рудлога прошло почти семь лет, когда отток ее силы стал заметен и привел к изменениям стихийного фона на Туре и ослаблению Стены вокруг Рудлога.

– У нас нет семи лет, – сухо напомнил Черныш. – Еще год-два в лучшем случае, и Тура станет планетой нежити. И если смерти Белых королей недостаточно, то можем ли мы позволить себе ждать, чтобы это понять?

Он осмотрел хмурые лица соучастников – и пожилых, и совсем молодых. Да, часть из них были фанатиками, но в основном здесь присутствовали обычные люди. И убийства для них, даже оправданные высшей целью, не являлись тем, с необходимостью чего легко было смириться.

– Не думайте, что я испытываю радость от того, что нам приходится делать, – резко проговорил Черныш. – Я близко общался с отцом Луциуса Инландера, неоднократно пересекался с ним самим и крайне его уважал. Но трудные времена требуют трудных решений.

– Мы все это понимаем, – сдержанно и сочувствующе сказал Брин. Остальные хмуро кивали. – Но есть еще кое-что, о чем вы должны знать, Данзан Оюнович. Дело в том, что после смерти Белых королей у некоторых из нас начались очень странные сны. Сны о другом мире, о поселениях крылатых людей, очень похожих на вторую ипостась потомков Черного Жреца, дар-тени. Я бы не придал этому значения, если бы не массовость и навязчивость этих снов. Там мы… в другом теле, с другими воспоминаниями, Данзан Оюнович. И я вспомнил. Вспомнил о том, что рассказывал Роман Дмитриевич Соболевский о себе и Фабиусе Смитсене.

Соболевский тоже видел подобные сны, и он утверждал, что там, в ином мире, в физическом теле неведомым образом существуют наши вторые ипостаси, связанные с нами ментально. У кого кровь посильнее или кто достаточно усилился, тот может видеть сны или даже (но тут он только предполагал), ментально путешествовать туда, в другое тело, в другой мир. А со Смитсеном случилось обратное явление. Он тоже долго видел сны о другом мире, и его дар-тени были доступны его воспоминания, а самому Смитсену – воспоминания дар-тени. К магии Фабиус никакого отношения не имел, сам происходил из Инляндии, о темных предках знал и наследовал даже родовой инвентарь, но предпочитал скрываться и сбивать периодическую тягу подпитаться семейными настойками. Но ему не повезло: он отправился с экспедицией в горы, в район разлома, и, пока его группа исследовала пещеры, в тех местах произошло одно из сильнейших землетрясений столетия с гигантским выбросом энергии. Группу завалило, а брат Фабиус впитал эту энергию и выпил членов своей группы – и полученного хватило на прорыв из Нижнего мира его дар-тени. Мы можем только предполагать, почему он не сошел с ума, – одержимые все слетают с катушек на почве бесконечного поглощения силы. Полагаю, из-за изолированности в пещере. Ему просто неоткуда было взять еще подпитки.

Фабиус Смитсен