Днем-то никуда не деться, это ночью еще можно найти, где схорониться. Лора все лаяла за дверью, а когда сапоги за кресло взялись, совсем на вой перешла и ну в дверь биться. И Глафира зачем-то ей приоткрыла. Лора с разбегу на кресло влетела и – неслыханная дерзость, какой за ней никогда не водилось, – зубы показала. И тут кот, который всегда на Лору с презрением смотрел, близко не подходил, вдруг на спинку кресла как прыгнет и тоже сверху смотрит недобро.

Ольга Ильинична даже руками развела, а Глафира фартуком глаза утирает. Может, это она нарочно Лору пустила? Сапоги погудели да ушли. Ольга Ильинична о чем-то долго с Глафирой на кухне шепталась. Потом в комнату пришла, платьем прошелестела мимо кресла, потрогала и вроде как в никуда сказала, что кресло жалко, только перетянуть надо бы. Ночью Шушука со всем добром в камин переехал. Сапоги утром долго стучали, ворчали, кресло двигали. За день управились. Лоре строго-настрого запретили в кресло забираться. А кот сразу прыгнул. Понюхал, лапой дернул и ушел. И Шушука быстро обратно перебрался. Лора с подстилки улыбалась, довольная. На кресло больше никогда не лезла.

Новая обивка пахла магазином, почему-то машинным маслом. Это потом Шушука понял, что гвоздики обивочные так пахнут. Один пришлось вынуть, чтобы пуговицу и сережку спрятать, а корки он в камине оставил, потом Глафира выметет.

Так с тех пор под креслом и живет. Спокойно ему там вроде, но сегодня тишина какая-то особенная, гнетущая. Дом как нежилой.

Вдруг пролетка к крыльцу подъехала. Лора голову подняла и напряглась. И понимает уже, а поверить боится. Тут звонок раздался, да такой заливистый, один Алексей так звонить может. Лора выскочила и уже о входную дверь бьется и лает. Хозяин вниз по лестнице сам заспешил, а Ольга Ильинична наверху стоит, только ворот на халате сжимает и с такой надеждой на дверь смотрит, тоже еще своему счастью не верит. Да неужто в самом деле он?!

Алексей Павлович в дверь ввалился, пальто сбросил, да к родителям в объятья. Лора на радостях аж взвыла. Двери захлопали, окна в доме вспыхнули, радость-то какая! Сна у всех как не бывало. Глафира на кухне захлопотала, пирогами запахло.

Ожил дом, суета во всех комнатах, уже и гости на пороге, Алексей друзьям сообщить успел. Вскоре стол накрыли, елку зажгли. Барон с дивана спрыгнул, мягко к елке подошел, опять нижний шар крутанул, балерина вздрогнула и закружилась, да теперь уж радостно так, весело.

Долго гуляли, шумно. Напоследок Алексей с друзьями на мороз выбежали, бенгальские огни зажигать. На всю улицу веселье, и от Одинцовых народ выскочил, вместе догуливали.

Наконец все угомонились. Дом погрузился в сон.

Ясная холодная луна робко заглянула в окно и разбудила Барона. Он от неожиданности фыркнул и замахнулся лапой. Луна, приняв игру, отскочила за тучу.

Лора, услыхав возню, зашевелилась на подстилке. В ответ заскрипела кроватью Глафира, закашлял наверху хозяин, завздыхала Ольга Ильинична.

Только Шушука всего этого не слышал, он уже крепко спал.

Лара Галль

Пойдите к продающим и купите

Человек местами как цветок, думаю я, – во сне сворачивается наиболее удобным образом, а наяву расправляется, чтобы вобрать всем сердцем и всем помышлением своим побольше обслуживания.

Человек определенно божественнен, думаю я, – мифы не лгут, ну потому что посмотрите на любого, да хоть на себя: разве в настройках по умолчанию не стоит «каждый должен быть мне полезен» и «все должно быть устроено так, чтобы мне было удобно». И это не только в сфере обслуживания, человеку вся жизнь вообще – сфера обслуживания.

И раздражается ли он на плохой wi-fi в полете, или на угрюмую кассиршу, или на козла-водителя в правом ряду, или на тупящего ребенка, или на неумелого любовника, или на непонимающую мать – это всегда вопль по неидеальному обслуживанию, всегда. И жалобы вида «меня не ценят», «меня не понимают», «меня не балуют» – суть одно: меня плохо обслуживают. Хотя кто, ну кто будет тебя понимать и ценить, баловать и угадывать, если вокруг – такие же как ты, с запросом на то же, что и у тебя? Ну это примерно как если бы все вдруг выиграли в лотерею – возможно, почему нет, только выигрыш будет меньше стоимости лотерейного билета.

Кстати, знаменитое «наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь» – в том числе и про то, что без других человеку не выжить с рождения до смерти: человек наг, и ему кажется, что ему нечего дать другим и надо успеть взять побольше, чтобы поставить между собой и смертью. И чем больше он наберет и поставит – тем мощнее буфер между одной наготой и другой. И человек смотрит из окна себя на мир как на источник недополученной дани.

Забавно, что даже в своей заботе о других человек норовит обслужить себя, думаю я, глядя на фарфоровых кукол в витрине.

Куклы в старинных шляпках и платьях, локоны причесок прелестны, а вон та похожа на маленькую девочку, которой я хочу купить подарок на Новый год. Вот куплю и подарю ей – они так похожи, что это невозможно просто так оставить, надо непременно составить историю: купить куклу и принести девочке ее двойника, и увидеть ее реакцию, и уже распирает от сюжета, ааааа. (Девочка хочет на Новый год совсем другое – проектор звездного неба, например, но что она понимает, когда тут такое, вот куплю, принесу, и будет круто.) Не будет, понимаю я, – невозможно предписать другому, что ощущать, когда тебя прет от собственных затей.

Человек склонен ставить себе в зачет количество усилий.

Не конечную пользу другому, а «я пытался» – словно количество суеты наглядней, самооправдательней, чем тихое вникание и точечное попадание в пользу для другого. Но нет, «я пытался» имеет для человека вес, а то, что вам другое нужно, – так это «вы о себе возомнили».

На самом деле возомнили все:

возомнила я, порывающаяся купить внучкам коробку с птифурами, потому что мимими же: маленькие пальчики будут брать эти крошечные пирожные – ну разве не идеально я срифмовала? (маленькие пальчики предпочитают маленькие бутылочки с актимелем, но это их сюжет, а я вот только что вообразила свой с птифурами, что ж мне, нельзя драматургом побыть за свои деньги, ну подумаешь, диатез);

возомнили все, кто сейчас покупает подарки к Рождеству, уложив рот в гримаску в «пусть скажут спасибо и за это»;

возомнили