В своих «Воспоминаниях» Жуков ставит В.К. Триандафиллова выше всех остальных теоретиков его времени. Родившийся в 1894 году на Кавказе, в греческой семье, Триандафиллов стал одним из первых продуктов коммунистической образовательной системы. Уйдя на Первую мировую войну рядовым солдатом, он в 1917 году был уже штабс-капитаном и быстро сблизился с радикалами. Сначала он примкнул к левым эсерам, а в 1917 году вступил в партию большевиков и в течение Гражданской войны чередовал службу на строевых должностях на фронте со стажировками в Академии Генерального штаба. Там он встретился с талантливыми молодыми военными теоретиками, вышедшими из старой Николаевской академии Генерального штаба, Свечиным и Верховским. Триандафиллов отвергал и идею мировой революции, которую принесет на штыках Красная армия, и осторожные выводы, сделанные из опыта мировой войны. Он разрабатывал собственную теорию, сражаясь сначала против Деникина, а затем против поляков во время войны 1920 года. Наступление на Варшаву Тухачевского – с которым он был тесно связан – казалось ему наиболее интересной операцией с точки зрения будущей советской военной теории, не только потому, что наиболее вероятным противником страны в то время была Польша, но и потому, что она доказала абсолютную необходимость планирования на высшем уровне операций, связанных между собой и направленных на достижение заранее намеченной цели. В 1924 году Фрунзе назначил его начальником оперативного отдела Генштаба. В 1928 году он стал заместителем начальника Генштаба РККА, продолжая читать курс оперативного искусства в Академии имени Фрунзе. В 1929 году он опубликовал свой главный труд «Характер операций современных армий», а затем полностью поддержал кампанию Тухачевского за механизацию Красной армии. 12 июля 1931 года он погиб в авиакатастрофе. Почти все крупные полководцы, которые прошли тяжкие испытания 1941 и 1942 годов, испытали на себе влияние Триан-дафиллова. Нам кажется, что не будет преувеличением сказать, что советский генералитет своим интеллектуальным превосходством над германским в значительной степени обязан этому обрусевшему греку. Данное превосходство в сочетании с драконовскими методами в экономике и объясняет советскую победу, одержанную, несмотря на ужасающую слабость профессиональной подготовки генералов и офицеров Красной армии, которые долго признавали над собой превосходство своих коллег из вермахта.

Итак, Жукову повезло на целых три месяца оказаться в бурлящем котле теоретических споров, равного которому не знали другие армии того времени, за исключением германского рейхсвера. Триандафиллов и Свечин разработали несколько важных принципов, которые он применит в ходе Второй мировой войны. Современные армии, как показал опыт войны 1914–1918 годов, обладали великолепной способностью к сопротивлению, благодаря мобилизации всех экономических и людских ресурсов государства, которая, в свою очередь, обеспечивалась прочностью политической связки фронт – тыл. Из этого следовало, что невозможно одним ударом победить противника, если тот располагал достаточным стратегическим пространством. Уже этот пункт являлся коренным отличием советского военного искусства от германского. Последнее отдавало предпочтение «кампаниям», отмеченным быстрыми маневрами, целью которых должно стать генеральное сражение – навязчивая идея немцев, – приводящее к разгрому неприятельской военной машины и решающее исход войны. Этот классический подход к войне, родившийся при Фридрихе Великом и доведенный до совершенства Наполеоном, при котором уже начал устаревать, требовал собрать основные силы противника на относительно небольшом пространстве. Другой крупный теоретик, Георгий Иссерсон, с которым Жуков встретится при курьезных обстоятельствах, называл это «стратегией одной точки». На практике немцы особенно любили применять один прием – широкий охват и последующее окружение. Такое окружение осуществлялось на удачу, местоположение противника определялось как в Наполеоновскую эпоху – по звуку орудийной стрельбы; немцы следовали логике случайного успеха, а не достижения заранее поставленной оперативной задачи.

Этой стратегии одной точки советские теоретики противопоставили свою. Они ввели два измерения боевых действий – в ширину и глубину – и добавили еще третье, вертикальное, измерение в виде высадки массовых воздушных десантов. Можно даже говорить о четвертом измерении – факторе времени, точнее, продолжительности операции, – который рассматривали как основную составляющую оперативного искусства. Победить противника в современной войне возможно лишь после продолжительной войны, состоящей из серии операций, проводимых последовательно на всю тактическую глубину фронта противника. Эти операции предполагают планирование нового типа, сочетавшее действие соединений, вооруженных средствами ведения боя, достаточными для выполнения четко поставленной задачи в рамках части операции, если речь идет о корпусе или армии, либо всей операции, применительно к фронту или группе фронтов. Задействованные средства должны быть точно подсчитаны («научно», подчеркивают советские теоретики, в отличие от того, как вел войну, например, тот же Наполеон: по вдохновению), чтобы вводиться в действие в назначенное время и в назначенном месте; при этом, по аналогии с советской плановой экономикой, устанавливаются «нормы» глубины и ширины прорыва. Время, отводимое на операцию, также тщательно высчитывается в зависимости от глубины планируемого продвижения в глубь территории противника. Начиная с лета 1943 года фирменным стилем Красной армии стали мощные удары и прорывы вражеской обороны, осуществлявшиеся соединениями, действующими глубокими оперативными эшелонами. На этой стадии вводился эшелон развития прорыва, состоящий из мобильных соединений, способных действовать на большую глубину. Ему предстояло развивать достигнутый прорывом успех, парализовавший военную систему противника. Вместо того чтобы тактическими средствами вырывать из системы один за другим элементы, которые быстро и легко можно заменить, предпочтительнее было уничтожить связь между элементами системы, то есть раздробить ее, разбить на отдельные фрагменты, изолировать составляющие ее элементы друг от друга и не уничтожить систему физически, а довести ее до паралича.

Этот подход к войне как к системе был порожден новой научной дисциплиной, настоящей «философией военного искусства», ставшей ключом к победе в современных войнах, при условии, что последовательность и разумность стратегии адекватна средствам: оперативное искусство[154]. Варфоломеев, первый начальник кафедры оперативного искусства и друг Триандафиллова, так определил три уровня войны: «Сражения являются средствами операции. Тактика – материал оперативного искусства. Операции – средства стратегии, а оперативное искусство – материал стратегии. Это суть трехчастной формулы [войны]». Свечин, изобретший термин «оперативное искусство», использует другой образ для выражения той же мысли: «Тактика делает шаги, из которых складывается оперативный скачок; стратегия же указует путь»[155].