— В конце концов я же не должна стать писцом! Сколько письменных знаков знает Пиай? Ну-ка скажи мне!

Пиай испугался. Он держался позади и изучал строительный план.

— Ну, я тоже не писец, принцесса. Как скульптор, я изучал письменность лишь для того, чтобы уметь переносить знаки на камень. У меня тоже в голове не более ста иероглифов.

Конечно, он знал гораздо больше, но что-то заставило его встать на сторону юной принцессы.

Мерит с триумфом взглянула на отца:

— Видишь, твой любимый художник не более ловок, чем я!

Еще отец разразился свойственным ему громким смехом.

Пиай из вежливости улыбнулся.

— Иди отсюда и вели позвать мне главного советника, — велел он Рамзес и повернулся к Пиайю: — Тотчас пойди к писцам и вели отправить царский приказ на каждую строительную площадку. С сегодняшнего дня работы должны выполняться только в технике углубленного рельефа. Если есть надобность, обучи этой технике пару людей, чтобы они могли объяснить ее другим. Я тебе очень признателен, Пиай. Да будет с тобой Пта!

Чуть позже пришел Парахотеп и поклонился:

— Что я могу сделать для Благого Бога?

— Садись, мой друг. Через несколько месяцев начнутся работы во дворцах, домах и складах Пер-Рамзеса и нам потребуются не камень, а тысячи тысяч кирпичей. Даже если я отправлю на работу всех крестьян в Дельте, что, конечно, не дело, мы не сможем изготовить такое количество строительного материала. Что ты предлагаешь?

— Уже несколько месяцев заключенные, рабы и поденщики изготавливают и обжигают кирпичи из глинистого ила, но их, конечно, надолго не хватит. Однако я был бы плохим советником, если бы не сделал все, чтобы выполнить твои высочайшие указания. Я хотел бы предложить вот что: в восточной части Дельты, в районе Гозем, уже несколько поколений живет народ хабиру.[8]Один из твоих священных предков разрешил им пасти там свои стада. С тех пор число их сильно увеличилось, и до меня дошли жалобы крестьян и помещиков, что хабиру со своими животными вторгаются на чужие пустоши, а когда их хотят призвать к ответу, их уже и след простыл. Да, с ними всегда сложности: они не платят налогов и грабят там, где могут. Мы должны заставить самых сильных из них изготавливать кирпичи. Тем самым мы не проявим к ним несправедливости, ибо они смогут отработать налоги, которых давным-давно не платили.

Главный советник, стройный мужчина среднего роста, был одет просто и не носил никаких украшений. Его умное энергичное лицо выдавало старание и деятельность. Парахотеп был свободен от высокомерия и тщеславия. Он хотел лишь всеми силами служить фараону и видел в этом свою жизненную задачу. Все остальное должно было подчиняться этому. Парахотеп происходил из старинной аристократической семьи и был племянником прежнего, уже умершего визиря главного советника Нибамуна. Воспитанный вместе с Рамзесом, Парахотеп ощущал себя тесно связанным с ним как друг и верховный сановник государства.

Рамзес похлопал друга юности по плечу:

— Я назначил главным советником нужного человека. Так что же мы сделаем с хабиру?

— Это упрямое и непослушное племя. Они жируют в нашей стране, но никогда за это ничего не давали казне. Это не в духе Маат, нашей госпожи, следящей за божественным порядком. Для начала я должен назначить двойное количество надсмотрщиков, и им понадобится в два раза больше бамбуковых палок, но дело пойдет. С палкой и плетью дело всегда пойдет.

Рамзес усмехнулся:

— Только бы не разозлить Сета, бога иноземных народов.

— Не беспокойся об этом. Мне передали, что хабиру презирают наших богов и Сета в том числе. Один из твоих предшественников — его имя по праву никогда не называют — хотел дать народу Кеми одного-единственного бога в одном-единственном лице. Хабиру уже тогда разводили свой скот в Гоземе, и держались этой веры. Если мы вынудим этих отщепенцев заняться разумной работой, ни один из наших богов ничего не будет иметь против.

Семь дней спустя вооруженные отряды фараона забрали способных работать мужчин хабиру, и по всей стране Гозем прокатился великий плач. Изготовление кирпичей не было тяжелой работой, однако эта работа была грязной, и привыкшие к свободе хабиру чувствовали себя жалкими рабами.

Тем временем Изис-Неферт, вторая супруга царя, родила двух сыновей. Рамозе родился на несколько недель позже Амани, а Хамвезе — на несколько дней позже второго сына Нефертари Енама. Как будто ей было предназначено вечно оставаться второй — и как супруге, и как матери.

Фараон обрадовался этим сыновьям, однако раздираемая честолюбием Изис-Неферт надеялась, что он каким-то образом отличит ее, служительницу Амона. Но, увы, оба ее сына не могли изменить того, что Нефертари перед всем светом являлась единственной женой фараона, которая сидела рядом с ним на троне и сопровождала его почти во всех его поездках.

Именно Нефертари, ее одну, изображали вместе с Рамзесом на стенах храмов и дворцов, ее маленькая фигурка на изображениях нежно обнимала его ногу. Хотя Изис-Неферт жила в собственном дворце, обладала собственным придворным штатом и высоко стояла над наложницами гарема, ее злило положение вечно второй.

«Эта крестьянская шлюха, должно быть, владеет какими-нибудь колдовскими штучками, которыми привязала к себе фараона», — мрачно думала она. Когда он наконец поймет, что только бог всего царства Амона может поддержать его трон? А она, Бент-Амон, которую сейчас должны называть Изис-Неферт, — мистическое звено, которое соединяет его с Амоном и священным городом Фивы. Если бы другая, по крайней мере, не родила сыновей!

Ах, на сердце у Бент-Амон было так тяжело, что она должна была выговориться с кем-то, с человеком со своей родины, который понимал ее и уважал. Речь тут могла быть только об одном человеке — жреце-чтеце Незамуне, которого она привезла с собой из Фив и который твердой рукой управлял ее придворным штатом.

Вошедший жрец глубоко поклонился:

— О Богоподобная…

— Подойди ближе, мой друг, сядь ко мне.

Незамун был толстым осанистым мужчиной. Его вид возбуждал доверие, он выглядел добродушным, но под маской добродушия жил честолюбивый и спесивый человек. Как родственник рано умерших родителей Изис-Неферт, он был некоторое время ее опекуном. Благодаря связям он получил должность третьего жреца в храме Мут, и то, что ему недоставало в образовании, он возмещал коварством, клеветой и различными интригами. Для Изис-Неферт он был доверенным лицом из ее детства, и она охотно пошла навстречу его желанию попасть в ее придворный штат. Да, она даже предложила ему должность управителя своего дома. Однако не родственные чувства побудили Незамуна отправиться в Мемфис. Он надеялся благодаря протекции царицы однажды занять высокий пост при дворе или в одном из храмов Мемфиса. Об этом он, конечно, никому не говорил. Незамун знал, что его продвижение зависит от Изис-Неферт и что с рождением ее обоих сыновей были преодолены первые ступеньки на лестнице успеха. То, что его госпожа не была этим довольна, он узнал только сейчас.