Именно поэтому поначалу я замыслил подкупить первую четверку, которая затем выдвинет сорок одного человека и склонит их к поддержке нужного кандидата. Однако, обдумав данную схему, решил, что это вряд ли получится. Никто не даст мне гарантии, что они изберут нужного человека. Нет, здесь слишком много ловушек, которые просто невозможно учесть. Что же касается подкупа сорока одного выборщика, то это вообще показалось мне нереальным. Даже если я получу доступ к каждому из них в запертом наглухо помещении, то вполне может оказаться, что представители некоторых знатных родов никогда и ни при каких обстоятельствах не берут взяток. Конечно, в сие трудно поверить, но это так.

В конце концов я пришел к заключению, что трюк нужно провернуть в самом механизме избирательной системы. Если я смогу обеспечить, чтобы в избирательную урну попала бумага с нужной фамилией, значит, выйду сухим из воды. Это сравнение явно не соответствовало моему нынешнему существованию, поскольку вода в лагуне давно достигла критической отметки и продолжала подниматься. Вскоре мои ноги насквозь промокли, и пришлось задрать их на противоположную скамью.

Но дабы гарантировать выход из урны нужного бюллетеня, требуется позаботиться, чтобы он туда попал. А это не так-то просто. И мои мысли вновь вернулись к подкупу. Казалось, неумолимая логика этого механизма неуклонно влекла меня обратно к центру, вместо того чтобы вывести на окраину, к свободе. Мои ноги становились все холоднее, а мозги закипали от напряжения. В конце концов я сдался и решил поделиться своими мыслями с кем-то посторонним. Мне очень хотелось, чтобы этим человеком стала Кэт. Но я знал, что вместо встречи с прекрасной девушкой мне опять придется общаться со старыми собутыльниками в таверне без названия. Натянув свою грязную широкополую шляпу, я решил немедленно отправиться в безымянную таверну, что неподалеку от Арсенала, где наверняка найдутся люди, готовые выпить и поделиться со мной своими мыслями. Осторожно пробираясь по узким улочкам под проливным дождем, я внимательно смотрел под ноги, чтобы не свалиться в канал. Во время высокого прилива практически невозможно определить грань, отделяющую каналы от залитых водой мостовых. Многие беспечные венецианцы уже стали жертвами такого прилива и попадали в канал, думая, что ставят ногу на мощеную твердь. В таверне я встретил только Марино Микиеля, мясистое лицо которого стало еще бледнее от такой погоды. Я сел рядом с ним и заказал кружку апулийского вина, а когда его принесли, мне показалось, будто высокий прилив достиг даже винных подвалов — так изрядно напиток разбавили водой.

— А где остальные? — спросил я угрюмо молчавшего Марино, но тот лишь слабо махнул рукой:

— Точно не знаю. Единственное, что мне известно наверняка, так это отъезд Вальера в Падую.

При упоминании города, где коротала время моя возлюбленная, я насторожился.

— О, тоже сбежал от лихорадки?

Микиель удивленно посмотрел на меня:

— От лихорадки? А кто говорит о лихорадке? Я ничего не слышал.

В этот момент для меня должен был прозвучать тревожный звонок, но я слишком увлекся проблемой выборов, чтобы обратить внимание на слова Микиеля. И вместо этого завел разговор о предстоящих заботах.

— Все делается в абсолютной тайне и только с наиболее знатными и богатыми людьми, как будто мы, народ, не имеем права голоса. Были времена, когда по этому поводу созывали народное собрание. А сейчас все превратилось в пустую формальность.

Я забыл, что Марино Микиель являлся представителем старинного аристократического рода, для которого совещание с народом равнялось правлению толпы. Именно поэтому он так решительно отстаивал справедливость существующего порядка.

— Не забывай, что вся система выборов находится под контролем, чтобы никто не смог навязать свою волю остальным и протащить на этот высокий пост нужного человека, — напомнил он. — На этот раз даже пытаются ввести новую систему, чтобы устранить любую попытку мошенничества.

При этих словах мое сердце заныло и чуть было не вырвалось из груди. Неужели Микиель знает о моих планах? Я надеялся, что Вальер будет держать язык за зубами и не проболтается своим друзьям.

— А что это за система? — спросил я дрогнувшим голосом.

— О, когда в избирательной урне останется последний бюллетень, они не будут выбирать человека из своей среды, а пригласят совершенно случайного мальчика с улицы, и именно он достанет бумажки с именами кандидатов.

Превосходно!

Последующие два дня я не мог успокоиться и все время улыбался во весь рот. В тот вечер я даже угостил обалдевшего Микиеля кружкой вина, а он и не подозревал, что сообщил мне самую приятную новость, которую я только мог ожидать. Узнай я тогда, что в город неожиданно возвращается Катерина, и то не был бы так счастлив. К сожалению, на этом фронте никаких приятных перемен не происходило, а все мои попытки навести справки относительно скоропалительного отъезда семейства Дольфин результатов не дали. Все семейные дела этого клана покрывала непроницаемая тайна. Кто-то повторял байки об их страхе перед эпидемией лихорадки, другие поговаривали о скоропостижной смерти богатого родственника в Вероне. И только немногие осторожно намекали на какой-то страшный позор, заставивший семейство так быстро покинуть Венецию. Я не верил ни одной из этих версий, но допускал мысль, что глава семьи, возможно, просто-напросто скрывает от меня Катерину. Или, что еще хуже, она сама почему-то избегает встречи со мной.

Однако все эти треволнения имели преходящий характер. Я с энтузиазмом разрабатывал план избрания дожем нужного мне человека. Новые обстоятельства явно играли мне на руку. Отныне моя главная задача упрощалась до предела — надлежащим образом обучить какого-нибудь уличного подростка, ранее уже замеченного в краже кошельков у состоятельных граждан, а значит, обладающего соответствующими навыками. И я уже знал, кто именно выведет меня на такого малолетнего преступника.

Я сообщил кому следует о своем желании поговорить с главарем городских воров, но вынужден был ждать до ночи, чтобы плод созрел. Главари воровского мира не любили яркого дневного света, а Алимпато был настоящим мастером своего дела. Именно он много лет назад обучил меня технике карточного шулерства. Это мастерство пригодилось мне в последующие годы и сослужило хорошую службу, когда я отчаянно нуждался в деньгах. Юные аристократы добровольно наполняли мой кошелек своими монетами во время игры в карты или кости. Разумеется, даже эти глупцы вскоре стали понимать, что мое везение продолжается слишком долго, чтобы быть правдой. В конце концов мне пришлось прекратить свои шулерские игры в Венеции и отправиться на поиски удачи в Фузину, Доло, Стра и другие более отдаленные места, где тоже было немало неопытных, но богатых глупцов. Однако моя душа рвалась в Венецию, и я возвратился туда, решив, что репутация мошенника уже подзабылась. Таким образом я вернулся к честной жизни добропорядочного предпринимателя, если, конечно, между этими понятиями нет взаимоисключающего противоречия. Но даже тогда я не прекращал тренировать свои руки, и они оставались такими же ловкими, что и в прежние годы. Кто знает, когда это мастерство может понадобиться, чтобы помочь госпоже Удаче вознаградить тебя за все труды. Как, например, сейчас, когда я могу передать часть своего мастерства какому-нибудь вору, срезающему чужие кошельки, но для этого мне нужен подходящий кандидат.