– Эй, Корве! Пойдешь со мной на вечеринку?

Рой, уже поставивший ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей к спальням, обернулся.

– Разумеется, нет, Мэй! – моментально рявкнул он через всю столовку.

Я отвесила шутовской поклон.

– Какая жалость.

– На фига ты его приглашала? – опешила Тория.

– Небольшая месть и заодно увеличение объема компромата, – ухмыльнулась я и, накинув полог тишины на наш стол, добавила: – Ты же помнишь, как благородные тисы задумали подправить семейную наследственность? А теперь представь, что скажет высокородный Корве-старший…

Орлей непонимающе приподнял брови, и я кивнула подруге.

– В общем, если старый лорд обо всем этом узнает, то наследнику Корве небо с овчинку покажется, – закончила Тория, с моего разрешения в двух словах описав выверты Роя с нежеланной женитьбой. – Так что сильно пакостить он не станет.

– Ничего себе, – покачал головой Виктор.

– Кстати, раз уж негодный Корве мне так жестоко отказал, – я скорчила нарочито-фальшивую страдальческую мину, – то от мук выбора я избавлена. Тис Орлей, вы же не откажете попавшей в безвыходную ситуацию тисе.

– Разумеется, нет, тиса Мэй, – подхватил мой шутливый тон Виктор, сопроводив слова изящным поклоном. – Чем я могу служить благородной тисе?

– Благородной тисе требуется учтивый кавалер для праздничной тягомотины у профессора Лэнгли…

– О… Нет, Лира, – вдруг покраснел Виктор. – Я бы с удовольствием, но это без меня. Я… Э-э… Танцевать не умею, вот.

Пока я хлопала глазами, опешив от такой резкой перемены, он, бросив свои книжки, быстро ушел из столовой.

– Что это было?

– Зря ты… – одновременно со мной заговорила Тори.

– Я-то боялась, что у него новый приступ любви случится. А это что?

– Э… Ну да… Ты, наверное, не подумала… Но, в общем-то, тайны никакой и нет…

– Тори! Не тяни. Что я ляпнула не так?!

– Я же тебе рассказывала! Орлей – старинный род. Когда-то в Десятке был. Вроде Корве. Когда отец Виктора был жив, еще куда ни шло, а уж как умер… В общем, финансовое положение там оставляет желать лучшего, да еще и мать Виктора, по-моему, потихоньку с ума сходит. Родовой особняк – развалина, вассалов нет, денег тоже. Книжки-то он читал, а вот рапиру разве что на картинках видел. Приходится на всем экономить и все такое. Но ему-то по статусу несколько другой образ жизни положен. Вот и держится он подальше от наших благородных.

– Вот оно что… – протянула я.

Ничего нового я, собственно, не услышала. Все это было в воспоминаниях моей предшественницы. Как и ее наплевательское отношение к проблемам якобы друга. Вот и я не воспринимала рассказы о печальном состоянии дел рода Орлей слишком всерьез. Но с другой стороны… А что я могла сделать? Не замуж же за него идти из чистого альтруизма, в самом деле!

Так ничего и не решив, я покончила с завтраком и, натянув теплый плащ, вышла за ворота академии на площадь. Роскошная материнская карета остановилась рядом несколько минут спустя. Вилий распахнул дверцу и помог мне забраться в теплое, укутанное согревающими чарами нутро экипажа. Заскрипел свежий снег под колесами.

Я откинулась на мягком сиденье, старательно вычищая из головы все лишние мысли. Меня ждали две недели каникул в кругу семьи. И я не желала отравлять эти дни бесполезными размышлениями над чужими проблемами. Иномирные техники из доставшейся мне от чокнутого высшего разума книги хорошо помогали контролировать собственные мысли. Вот только отучить меня смотреть в окно они пока не сумели. К сожалению.

На выезде из города карета ненадолго остановилась, дожидаясь, когда через ворота пройдет длинный армейский обоз. А минуту спустя рядом задержались и всадники. Три всадника. Ржущий громче собственного коня Рой. Болтающий Альв. И мрачный, как грозовая туча, Дон. Самоконтроль жалобно скрипнул, и воспоминания о последних неделях учебы завертелись в моей голове с удвоенной скоростью.

– И когда я уже действительно научусь держать себя в руках! – проворчала я себе под нос, с трудом отводя взгляд от припорошенной снегом фигуры в двух метрах от меня. Чтобы задернуть шторку, понадобилось еще одно дополнительное усилие. – Ну, нравится ему, когда им помыкают. И бесы с ним! Меня-то что так коробит?!

Волшебные две недели дома пролетели как один день. Делли, правда, поначалу вела себя довольно холодно, но, видимо убедившись, что дурацких шуточек и прочих издевательств как не было, так и нет, расслабилась. Матушка, хорошенько отругав меня за чрезмерно скромный внешний вид и «забытый» сундук с одеждой, сменила гнев на милость куда быстрее. Отец же просто был рад меня видеть.

К сожалению, в этой бочке с нектаром нашлась и своя ложка дегтя. Точнее, две. В последний день каникул с утренней почтой привезли письма и для меня.

Увидев большой квадратный конверт с печатью академии, Делли тут же воскликнула:

– Результаты! Покажи! Отец с мамой всю осень спорили, что у тебя с артефакторикой получится!

Сломав магическую печать, я улыбнулась и, не открывая, протянула конверт отцу. Тот бросил победный взгляд на матушку и поспешно достал белый лист.

– По результатам промежуточных зачетов Лира Мэй официально получает звание лучшей студентки второго потока! – провозгласил он, быстро пробежав взглядом по витиеватым строчкам.

– Уморишь себя такой учебой, доченька, – покачала головой матушка, вопреки моим ожиданиям не выказав особого восторга.

Впрочем, я забыла об этом минуту спустя, потому что, как оказалось, отец еще не закончил.

– А также решением Совета профессоров назначается предстоящей своего потока!

– Что? – опешила я.

– Поздравляю, дочь!

Увидев, какой гордостью светится отец, и некстати припомнив совсем иное выражение, мелькавшее на его лице при той, прошлой Лире, я прикусила язык. Мое недовольство все равно ничего не изменит, а настроение родным испортит. «И хотела же не высовываться, – мрачно думала я, наигранно улыбаясь и принимая поздравления. – Но нет… Мне же спокойно не живется. Не высший разум подгадит, так сама каких-нибудь ненужных высот достигну!»

В результате ошеломившей всех, включая меня, новости вторая ложка дегтя так и осталась лежать нераспечатанной на столе. Вспомнила я о ней только утром за завтраком, когда служанка снова принесла почту и вручила мне тот же узкий длинный конверт. Убедившись, что печать мне незнакома и совершенно не похожа на герб Корве, я, пожав плечами, открыла послание:

«Прошу прощения за неприятную сцену. Всех благ в новом году и благословения богов на все последующие. Дон».

Моргнув, я еще дважды перечитала запоздалые извинения и не менее поздние поздравления, задержавшись на короткой подписи. Вот так просто: «Дон». Ни титула, ни фамилии. Ничего. Просто имя.