— Плевать, откуда оно происходит, — перебил инспектор. — Я хочу получить ответ.

— Есть в нем что-то похоронное, если хорошо подумать, — продолжил Уилт свои изыскания в области семантики[12].

Инспектор немедленно попался на удочку.

— Похороны? Чьи похороны?

— А кого хотите, — сказал Уилт жизнерадостно. — Репетировать, повторять. Можно сказать, что, когда вы проводите эксгумацию, вы повторяете похороны. Хотя я не думаю, что вы пользуетесь катафалками.

— Ради Христа, — заорал инспектор, — не меняй тему. Ты сказал, что что-то репетировал, и я хочу знать что.

— Просто одну идею, — сказал Уилт. — одну из мимолетных идей, возникающих в воображении, которые порхают, как бабочки летом над поляной разума, подгоняемые легким ветерком ассоциаций, дождь которых возникает так, внезапно… Право, неплохо сказано.

— Я так не думаю, — сказал инспектор, с горечью глядя на него. — Я хочу знать, что ты репетировал. Вот что я хочу знать.

— Я же сказал. Идею.

— Какую идею?

— Просто идею, — сказал Уилт. — Просто…

— Да простит меня Господь, Уилт, — завопил инспектор, — если ты снова заведешь про этих блядскйх бабочек, я нарушу правило всей моей жизни и сверну тебе шею ко всем чертям.

— Я вовсе не собирался говорить на этот раз о бабочках, — ответил Уилт обиженно. — Я хотел сказать, что у меня появилась идея написать книгу…

— Книгу? — рявкнул инспектор. — Какую книгу? Сборник стихотворений или детектив?

— Детектив, — ответил Уилт, воспользовавшись подсказкой.

— Понятно, — сказал инспектор. — Значит, ты собираешься написать занимательный детектив. Дай-ка я попробую угадать сюжет. Значит, жил да был преподаватель техучилища, который ненавидел свою жену и решил ее убить…

— Продолжайте, — сказал Уилт, — пока у вас неплохо получается.

— Еще бы, — сказал инспектор с удовлетворением. — Ну, этот преподаватель считает себя умным парнем, способным одурачить полицию. Он бросает пластиковую куклу в яму, которую должны залить бетоном, надеясь, что, пока полиция возится, пытаясь ее оттуда достать, он спрячет тело жены где-нибудь в другом месте. Кстати, Генри, где ты закопал миссис Уилт? Давай покончим с этим раз и навсегда. Где ты ее спрятал? Скажи. Тебе же самому будет легче.

— Нигде я ее не прятал. Я сказал это уже один раз и готов повторить еще хоть тысячу. Сколько раз можно говорить вам, что я не знаю, где она?

— Я скажу за тебя, Уилт, — заявил инспектор, когда к нему вернулся дар речи. — Мне и раньше приходилось встречаться с крутыми парнями, но перед тобой я снимаю шляпу. Ты самый крутой из всех, с кем мне когда-либо не повезло встретиться.

Уилт покачал головой.

— Вы знаете, инспектор, — сказал он, — мне вас жаль, честное слово. Вы не способны разглядеть правду, даже если она у вас прямо под носом.

Инспектор поднялся и вышел из комнаты. — Эй, ты, — обратился он к первому же попавшемуся детективу, — иди к нему и задавай этому поганцу вопросы, и не останавливайся, пока я не скажу.

— Какие вопросы?

— Любые. Какие в голову придут. Не переставай спрашивать его, зачем он засунул надувную пластиковую куклу в яму. Спрашивай снова и снова. Я его расколю, этого урода.

Вернувшись в свой кабинет, он бросился в кресло и принялся думать.

Тем временем в техучилище сержант Ятц сидел в кабинете мистера Морриса.

— Извините, что я вас опять беспокою, — сказал он, — но требуется уточнить кой-какие детали насчет этого Уилта.

Заведующий гуманитарным отделением устало поднял глаза от расписания. Он безуспешно пытался найти кого-нибудь вместо Уилта для группы каменщиков. Прайс не годился, потому что у него занятия с механиками, а Уильяме не согласится. Он и так накануне ушел домой с расстройством желудка на нервной почве и пригрозил, что вообще откажется подменять любого, кто в его присутствии, хотя бы упомянет группу каменщиков еще раз. Оставался только сам мистер Моррис, и он был согласен, чтобы сержант беспокоил его сколько его душе угодно, лишь бы не идти на занятия к этим чертовым каменщикам.

— Располагайте мной, — сказал он с любезностью, которая представляла любопытный контраст с его загнанным видом. — Какие детали вас интересуют?

— Только общее впечатление о человеке, сэр, — сказал сержант. — Какие-нибудь странности?

— Странности? — мистер Моррис на минуту задумался. Если не считать безропотную готовность год за годом преподавать в самых ужасных классах, мистер Моррис никаких странностей за Уилтом не знал. — Наверное, можно считать немного странной его фанатическую приверженность «Повелителю мух», но я сам никогда..

— Подождите минутку, сэр, — прервал его сержант Ятц, торопливо записывая что-то в блокнот. — Как вы сказали, «фанатическая привязанность»?

— Я имел в виду…

— Мухам, сэр?

— «Повелителю мух». Это книга такая, — сказал мистер Моррис, сознавая, что вряд ли стоило об этом говорить. Полицейские казались не слишком большими ценителями всех тех изысков литературного вкуса, который он привык считать признаком интеллигентности. — Надеюсь, я не сказал ничего лишнего.

— Разумеется нет, сэр. Все эти маленькие детали позволяют нам понять, как работает ум преступника.

Мистер Моррис вздохнул. — Должен сказать, что когда мистер Уилт пришел к нам из университета, мне и в голову не могло прийти, что такое может случиться.

— Конечно, сэр. А мистер Уилт никогда плохо не отзывался о своей жене?

— Плохо? Бог мой, да нет. Да и нужды не было говорить. Ева говорила сама за себя. — Сквозь окно он посмотрел на работающую бурильную машину.

— Значит, по-вашему, миссис Уилт была не очень симпатичным человеком?

Мистер Моррис покачал головой. — Ева была ужасной женщиной.

Сержант Ятц облизал кончик своей шариковой ручки.

— Как вы сказали, «ужасной», сэр?

— Боюсь, что так. Она как-то посещала мои вечерние занятия по элементарной драме.

— Элементарной? — переспросил сержант и сделал соответствующую запись.

— Да, хотя в случае с миссис Уилт больше бы подошло определение стихийная. Она так экспансивно играла все роли, что была далека от убедительности. Ее Дездемона — это было нечто, такое трудно забыть.

— Она была импульсивной женщиной, вы это хотите сказать?

— Давайте лучше скажем так, — заметил мистер Моррис. — Если бы Шекспир написал пьесу так, как ее интерпретировала миссис Уилт, то задушенным бы оказался Отелло.