– Значит так, – неуверенно начал он. – В первую очередь вы все должны освоиться с викторием. Как ваши успехи с теми шариками, что я вам дал?

В ответ раздалось неловкое молчание.

– Мустафа, – посмотрел Джон на первого удачного пациента, от чего тот немного сник. – Ты уже видоизменял викторий – неужели у тебя тоже ничего не вышло?

– Я тогда так и не понял, как это сделал, – неуверенно ответил Мустафа.

– Хорошо, подойди.

Мустафа начал строевым шагом выходить из строя.

– Да прекрати кривляться, – тут же поторопил его Лоббитс. – Иди сюда уже!!!.. А, чего он так долго, – тут же пришлось оправдываться ему, заметив укоризненный взгляд Джона.

Мустафа, стараясь идти одновременно и быстрее, и сохранить видимость строевого шага, вышел в центр.

– Возьми свой шар в руку, – скомандовал Джон, и Мустафа, быстро шмыгнув в карман, достал свой кусочек виктория. – Теперь закрой глаза и представь, что у тебя в руке ничего нет – она пуста. – Мустафа закрыл глаза, но ничего не произошло. – Ты чувствуешь, что у тебя его нет на руке?

– … нет, – признался Мустафа после длинной паузы. – Я чувствую, что он на руке.

– Представь, что он просто исчез, – посоветовал Лоббитс, а сам подошел к Джону и что-то шепнул ему на ухо.

Мустафа начал морщиться и напрягать лицо, очевидно таким способом стараясь представить, как исчезает шар. В это время Джон протянул свою руку вперед и шар моментально оказался у него в раскрытой ладони. Мустафа продолжал при этом морщиться.

– Чувствуешь, что он исчез?

– … неееет… – вымучено простонал Мустафа, при этом шар, резко прыгнув, вернулся из ладони Джона к нему в ладонь, как будто он вырвал его из чужих цепких рук.

– Вытяни вторую руку вперед, – скомандовал Джон, и подойдя к Мустафе стукнул его по ладоням, снова незаметно забрав шар себе. – В какой руке у тебя шар?

– В правой, – уверенно заявил Мустафа и шар из ладони Джона прыгнул ему в правую руку.

– Но он же был в левой?!

– А, да, точно – в левой, – шар перепрыгнул из одной руки в другую.

– Или все же в правой?

– Ну может и в правой, – шар снова поменял руку.

– Ты уверен?

Мустафа заметался в сомнении, а шар начал прыгать у него из руки в руку. Остальные люди с удивлением наблюдали, как их товарищ управляет неизведанным материалом сам того не понимая.

Так он и стоял, мечась от одного решения к другому, пока это не надоело нетерпеливому профессору.

– Да сколько можно, – вспылил он, подскочил к Мустафе и вырвал у него шар из рук… но шар, выскочив из цепкой хватки профессора, сразу вернулся туда же, где и был. Профессор еще раз попытался, но безуспешно – шар возвращался на свое место.

– Так, все хватит. Открой глаза.

Мустафа подчинился.

– Отдай мне, – Лоббитс снова попытался вырвать шар. В этот раз попытка оказалось удачной – шар остался в руках у профессора.

Заполучив нужное, тот отошел на три шага, развернулся и со всей силы, как мог, кинул шарик в лицо Мустафе…

Мустафа интуитивно вскинул руки, защищая лицо, но шарик его даже не коснулся – расплющившись он завис в воздухе в паре сантиметров от выброшенных для защиты ладоней.

Удара не последовало, и Мустафа с удивлением уставился на расплющенный в воздухе кусок виктория.

– Ты помнишь – это был шарик, – тихо сказал Джон и бесформенный кусок материала снова принял свою прежнюю форму.

– Видишь, – уже громче сказал Джон. – Ты им управляешь. Чувствуешь его?

– Дааа, – с глубоким выдохом протянул Мустафа. – Это… это… это странно. Как я раньше не чувствовал???!!!.

– Ага все понятно, – снова закричал нетерпеливый Лоббитс. – Так, оболтусы, – обратился он к остальным людям. – Быстро разбейтесь по парам и кидайтесь друг другу в голову шарами. Никого не жалеть – угроза должна быть реальной, чтоб сработали инстинкты.

Первым опомнился Андрэ и начал раздавать команды. Спустя минуту все разбились по парам, и только сам Андрэ остался один. Отворачиваясь от построенных пар, он хотел было подойти к Мустафе и попросить того о помощи, но вдруг – он сам не понял, что произошло: только прямо перед ним, в пяти миллиметрах от глаз висел бесформенный сгусток материала, а где-то глубоко внутри нарастало новое, незнакомое ощущение – чувство родства и близости с этим материалом. Он стоял и, глубоко погрузившись в себя, прислушивался к своим новым ощущениям, даже не замечая довольной ухмылки парнишки, бросившего в него викторий и криков менее удачливых членов своей команды, которые не смогли с первого раза обуздать материал и заработали неслабые синяки на лице.

Но таких оказалось меньшинство. Почти у всех с первого раза получилось обуздать викторий и установить с ним связь. Тем, у кого не получилось с первого раза, помогли, и уже через несколько минут, абсолютно все люди восторженно поднимали, опускали, меняли форму своему кусочку материала.

– Сегодня освойтесь с небольшим количеством, – кричал всем Джон. – С завтрашнего дня будем постепенно наращивать объем. А через месяц начнем полномасштабные боевые учения…

– Я и планетку тут подыскал подходящую… – довольно пробубнил себе под нос профессор.

Сказать, что восемь драконов, включая Хоуп, шокировали весь лагерь и полностью изменили его быт – это ничего не сказать. Хотя, пожалуй, стая самых настоящих и диких тварей, поселившаяся по соседству, возможно, обескуражила бойцов даже больше. Зато, благодаря ей, люди гораздо проще приняли драконов – на фоне диких мерзких тварей они, действительно, смотрелись более приемлемо.

А на то, как крылатые драконята учились летать, так уже почти весь лагерь смотрел с умилением и надеждой. Особенно всех забавлял Сашок со своим драконом Шуриком. Мало того, что Майор до сих пор подкалывал его за отсутствие фантазии в выборе имени, так он еще и попадал в постоянные казусные ситуации. То они разрушат полевую столовую, пытаясь полакомиться горячей кашей с мясом, то Сашок придумает глупое седло, с которого сам же сразу и свалится, да так, что нога останется в стременах и Шурик таскает его, вопящего, полчаса волоком по земле.

Шурик вообще оказался достоин своего хозяина – он был такой же непоседливый, шебутной и непослушный, как Сашок. Да и остальные драконы частично перенимали характер своих первых сестер и братьев. Кася оказалась скромной и немножко трусливой, Беляк чересчур наглым и напористым, Бурмат важным и спокойным, а Малыш добрым, заботливым и немного неуклюжим.

Грозящий с Разящим жили отдельно от людей – уж очень они оказались крупными. Они самые первые научились летать. Следом, как ни странно, научился летать неугомонный Шурик, и Сашок почти сразу начал пытаться осваивать навыки полета на нем, но, парочка больнющих падений немного остудила его пыл.