Тут мне надоело за ним подсматривать. К тому же в моем собственном внутреннем кармане, слева, у сердца, я ощутил знакомую вибрацию. Знаю, знаю – разговаривать по мобильному на художественных выставках, равно как в театре и на похоронах, неприлично. Но это звонила моя Тамара. Еще накануне мы с ней договорились о свидании – именно на этой выставке, иначе что бы я тут делал.

Тома звонила сказать, что задерживается, и просила подождать. Я вздохнул и вернулся мыслями к Майе Аркадьевне и Славику Кораблину. После того как они совершенно случайно встретились на художественной выставке, их взаимное чувство возродилось. И опять отношения между ними оказались за гранью общественно-дозволенных. Ведь Майя Аркадьевна давно была замужем за членом Союза художников – тем самым господином, которого я видел с ней об руку. Да и Славик тоже был на ком-то женат. К счастью, годы, что минули между двумя их встречами, годы, которые унесли их молодость, оставили им и всему человечеству кое-что взамен. Я имею в виду мобильную связь и электронную почту. Теперь Майя Аркадьевна и Славик Кораблин сносятся через Интернет, встречаются украдкой на художественных выставках, и никто в целом мире не знает про их роман.

Вот что на моих глазах случилось на выставке несовременного искусства. А может быть, и не случилось, померещилось. Со мной такое бывает, да и с вами, наверное, если вы мой ровесник. Любим мы фантазировать; все надеемся, что что-то необыкновенное с нами может еще приключиться, а на самом деле все давно решено, и нам остается просто доживать, вспоминая былое и старея под музыку своих воспоминаний.

– Ну и как тебе?

– Что – как? – я делаю вид, что не понимаю.

– Ты не прикидывайся, – щурится Дмитрий Павлович. – Я говорю о Мэри.

– Мэри? – пожимаю я плечами. – Что ж, хороша Мэри… Только очень уж на ней много золота.

– Да, они это любят, – усмехается он. – Только я тебя не про то спрашиваю.

– А не про то – не знаю.

Мы замолкаем, погрузившись каждый в свои мысли. Из кухни доносится погромыхивание посуды; женщины там наверняка тоже шушукаются. «Как он тебе?» – спрашивает Тома. «А он что, правда писатель?» – вопросом на вопрос отвечает Мэри.

Мэри Керимовна – их соседка. Дмитрий Павлович с Тамарой специально устроили ужин, чтобы нас познакомить. Впрочем, думаю, Тамара здесь постольку-поскольку, а инициатором был он. Дмитрий Павлович почуял, видимо, что в последнее время наши с Томой отношения подозрительно теплеют, и решил вывести меня из игры. Все последние наши разговоры он сводил к тому, что пора-де мне решать наконец женский вопрос, а женский вопрос Дмитрий Павлович почему-то сводил к соседке Мэри. И при этом так ее расхваливал, что могло показаться, будто он сам к ней неравнодушен.

Ну да теперь я убедился воочию: Мэри Керимовна – женщина немалых достоинств, как телесных, так и всяческих других. Сегодняшний наш ужин был ее кулинарный бенефис и состоял из блюд Кавказа, уроженкой которого она является. Все было очень вкусно, но только теперь я чувствую себя, как огнеглотатель после выступления.

– А по образованию она театровед… – словно про себя, говорит Дмитрий Павлович.

– Ты опять за свое…

– Нет, а бюст! Ты видал, какой бюст?

Это начинает меня раздражать – женился бы на ней сам, раз такой бюст. А мне бы вернул мою Тамару. Впрочем, вслух я поддакиваю:

– Да, интересная женщина. Только золота на ней много.

– Это правда, – соглашается Дмитрий Павлович. – Золото, цацки – они это любят. Но по образованию-то она театровед…

– И что же?

– А то, что культурный запрос имеется. Она, между прочим, из-за этого запроса от мужа ушла. Знаешь, кто был ее муж? Известнейший на Москве ортодонт!

– Да ну!

– Вот тебе и ну. Только он тоже из этих, из диаспоры, а стало быть, сам понимаешь, деспот. А баба – театровед, у нее запросы. Вот она от него и эмансипировалась.

– Молодец… Но как же она теперь золото добывает?

– А он, все он. И квартиру эту он ей купил. Они своих баб не бросают, чисто Восток. Он ей материальные запросы обеспечивает, а культурные она сама.

– Занятно, занятно… – бормочу я себе под нос. – Значит, они в полуразводе, вроде нас с Томой…

– Что ты сказал? – Дмитрий Павлович не расслышал.

– Да нет, ничего… Так какие, ты говоришь, у нее культурные запросы?

Он открывает рот, чтобы ответить или уйти от ответа на мой вопрос, но в эту минуту в комнату входят женщины.

– Вот они сидят, наши зайчики! – поет Мэри Керимовна. – А мы вам кофе несем.

«Зайчики»! Немного нейдет нам с Дмитрием Павловичем, но это, как я уже понял, ее стиль. Дело известное – женщина гонит обаяние. Настолько уверена в своей неотразимости, что все у нее зайчики. Интересно, кто ей так поднял самооценку, уж не ортодонт ли?

А кофе хороший – явно не Тома варила. И разговор за кофе у нас приятный, интеллигентный. Мэри Керимовна (чувствуется, что театровед) свободно говорит на культурные темы, особенно о шоу-бизнесе. Однако все хорошо в меру – Дмитрий Павлович уже два раза зевнул. Думаю, нам всем пора закругляться.

Вот и прощание.

– До свидания, моя лялечка! – Мэри Керимовна обцеловывает Тамару.

– До скорого, котик! – это она подставляет щеку Дмитрию Павловичу.

– Почитаю, непременно вас почитаю! – это мне.

«Врешь», – думаю я.

Домой я, как всегда, еду от них на такси, на которое Дмитрий Павлович, тоже как всегда, сунул мне в карман полтыщи. Он не знает (откуда ему знать!), что от их дома до моего таксисты берут не меньше шестисот пятидесяти. На душе у меня невесело, но не только при мысли о полутора сотнях, которые мне предстоит выложить из своего кармана. В ушах моих до сих пор звенит золото, а во рту пылает Кавказ.

«Почитаю», – сказала она мне. Как бы не так!

Вот она приходит домой – уже пришла, потому что идти ей до квартиры, купленной на ортодонтовы деньги, два шага. Пришла, поснимала серьги, кулоны, перстни и стоит, разглядывая себя в зеркале. Я был не прав, думая, что она в таком уж от себя восторге. Слов нет, бюст у нее и впрямь роскошный – про эту деталь читатель слышал уже от Дмитрия Павловича. Попа тоже ничего, хотя раньше была лучше. Но вот ниже… Правда, зеркало показывает Мэри по пояс, но она знает. Знает женщина, что ножки у нее подгуляли, потому и вздыхает. Нет, не может человек быть сплошным совершенством, особенно если человеку давно уже за сорок. Вон и морщинки на лбу…

Неторопливо и обстоятельно совершаются процедуры, положенные перед отходом ко сну. Снявши макияж, она опять взглядывает на себя в зеркало. Лучше не стало… Зеркало сообщает не самые приятные известия, но на душе у Мэри Керимовны невесело не только и не столько поэтому. Главное, что ей не понравился сегодняшний писатель. Она ведь не дура и знает, зачем был устроен этот ужин. А писатель, как бы выразиться… оказался какой-то высокомерный мямля. Ясно ничего не говорит, а похоже, будто пошутить хочет и пошутить будто на ее счет. Хорошо, что Мэри не так воспитана, а то бы она тоже вставила ему словцо.