Но та, обычно покладистая и послушная, покачала головой:

– Я твоя жена по уговору и закону, и княгине о том ведомо. Зачем мне прятаться?

Ингвар промолчал. Болгарыня права: скрывая Огняну-Марию от глаз старшей жены, он не заставит Эльгу примириться с ее существованием.

Но Эльга, войдя в гридницу, на соперницу даже не взглянула. Сопровождали ее Ута, Ростислава и невестка Звездочада; позади шли две служанки. Лицо княгини было бледным, губы плотно сомкнутыми, двигалась она порывисто – чувствовалось, в ней все кипит. И взгляд ее с порога устремился в хозяйскую половину гридницы – туда, где на помосте стояло резное сиденье, изготовленное когда-то для Олега-старшего. Стол с посудой от него уже убрали, место княгини слева от княжеского оставалось пустым. Огняна-Мария сидела на простой скамеечке по другую руку от Ингвара, перед помостом. Невеста с богатым приданым, одета она была лучше Эльги: в греческую далматику красно-синего самита, шитое золотом очелье поверх шелкового убруса, золотые подвески тонкой, греческой же работы. На смуглых руках виднелись золотые браслеты и эмалевые перстни. У Эльги не было таких сокровищ: молодая чета киевских владык за два года не успела разбогатеть, а все, что было, ушло на подготовку походов, дары князьям и боярам. На Эльге было все то же старое голубое платье, что подарила ей еще Мальфрид, покойная сестра Ингвара, в то время как сама была киевской княгиней. Даже то ожерелье из жемчуга и смарагдов, что Ингвар прислал через Мистину при вторичном своем сватовстве, она в досаде сняла и убрала подальше, когда убедилась, что не ей одной он поднес свадебные дары. И все же княгиней выглядела именно Эльга – высокая, статная, а главное, всем видом источающая властную целеустремленность.

С прохладным достоинством поклонившись Ингвару, она прошла к своему месту и села. Тот встал при ее приближении, будто надеялся, что она его обнимет, потом тоже сел.

– Будь жива, княгиня, – сказал Ингвар. Похоже, простой разговор с собственной женой сегодня станет испытанием, почти как битва. – Рад тебя видеть. Здорова ли ты? Как сын?

На него смотрела ближняя дружина, но на этот раз он не был уверен в полной поддержке своих гридей. Уже пять лет Эльга кормила и лечила их, ее служанки шили им одежду, этих же служанок она порой отдавала им в жены, а потом помогала их семьям в разных житейских затруднениях в те поры, когда мужья и отцы вместе с князем бывали в отъезде. На ссору князя и княгини гриди смотрели как на раздор в родной семье – княжий двор и был их семьей. И не менее самого Ингвара все тут хотели, чтобы мир и лад вернулись поскорее. Но никто не знал, где их взять.

– Я и мой сын здоровы, – холодно ответила Эльга. – Надеюсь, в той же мере ты будешь рад и моему брату Хельги. Я слышала, ты не желаешь пустить его с дружиной в Киев. Почему? Разве ты не хочешь узнать от него самого, как прошел поход, что ему известно об… остальном войске, о наших родичах, боярах и отроках?

Она старалась не запинаться, но на уме ее был лишь Мистина и ужасная новость. До Ингвара, судя по всему, этот слух не дошел. Эльга не могла решить, нужно ли с ним делиться, и боялась проговориться о том, о чем пока собиралась молчать. Но трудно молчать о том, что занимает почти все мысли. Как и говорить при этом о чем-то другом.

Смотреть на мужа она избегала, будто его вид причинял ей боль, и предпочитала рассматривать хорошо знакомые шкуры на стенах, резьбу опорных столбов гридницы и так же хорошо ей знакомое оружие Ингвара. Но все, на что падал ее взгляд, сейчас напоминало об одном – о Мистине. И прежде так бывало: когда он уезжал, гридница и княжий двор без него казались пустыми. Он был самой душой Ингваровой дружины, а заодно и ее умом. При мысли о том, что он может не вернуться, Эльге хотелось закричать, броситься к Ингвару, трясти и требовать сделать что-нибудь – кому же, как не ему? Но она давила в себе эти порывы испуганного ребенка. Жизнь и смерть Мистины – это важно, но судьба его решается не здесь. А здесь и сейчас у нее совсем другие заботы.

– Я буду рад видеть и твоего брата Хельги, – заранее собравшись с духом, почти спокойно ответил Ингвар. – От него только и нужно – дать клятву, что пришел с миром и на мои права не покушается. А он этого сделать не желает.

– Вот как? – Эльга более живо взглянула на него. – Не желает? Ты получил от него ответ?

Ингвар молча кивнул ей на дружинную скамью. Там встал Перезван – знатный родом, но наиболее молодой из бояр Хельги, темноволосый, кудрявый, дерзкого вида. Всего лишь вчера вечером, чуть раньше Эльги, он прибыл в Киев с ответом на речи князя, переданные через Селимира.

– Будь жива, княгиня! – Он низко поклонился ей. – Как солнце красное ты появилась, от беды меня избавила. Хельги конунг мне повелел тебя повидать и разузнать, не чинят ли тебе какой обиды и всем ли ты довольна. А то слухи ходят разные, и Хельги конунг не может никому клятв в дружбе давать, пока не ведает, не порушена ли честь твоя и рода Олегова.

Слушая его, Эльга заметила, как дернулось лицо Ингвара при словах «Хельги конунг». Все люди ее брата упорно называли его так, и это приводило в досаду Ингвара, привыкшего – и считающего правильным, – что от Варяжского моря до Греческого больше нет никаких конунгов, кроме него. Но тем не менее люди Хельги были в своем праве: вождь знатного происхождения, владеющий кораблями и дружиной, на северной родине его предков звался конунгом. Только морским.

– Моя честь… – начала Эльга и запнулась.

Она не могла сказать, что ее честь задета – тем самым она преградила бы Хельги путь в Киев. Но и сказать, что все как должно, ей не давала эта самая честь.

– Ответь ему сам, княже. – Взяв себя в руки, она пристально и с вызовом посмотрела на Ингвара. – Скажи, что ты не задел честь своей княгини и соправительницы, матери своего единственного законного, признанного людьми и благословленного богами наследника, без ее согласия приведя в Киев другую знатную жену и пообещав ей часть наших общих земель. Мы заключали наш договор перед дубом Перуновым на Святой горе, и по нему все земли, коими владели мой стрый Олег и ты, переходят к нашему сыну Святославу нераздельно. Скажи моему брату, что ты не нарушил слова, отдав часть их другой жене и ее потомству! И если не можешь, почему тебя удивляет, что и он не дает тебе клятв?

Ингвар стиснул зубы; гриди и бояре отводили глаза, все разом пристыженные.

– Своими землями я могу распоряжаться сам, – резко ответил Ингвар, мысленно спрашивая себя, откуда она узнала.

– Это наши земли! – Пристально глядя на него, Эльга слегка наклонилась вперед.

– Я сам взял их на щит и не обязан твоему стрыю!

– Если то, что ты взял сам, – твое, тогда и то, что взял мой стрый, – мое. Перед Перуновым дубом мы заключали уговор объединить твое и мое наследство и владеть им совместно, втроем с нашим сыном. Святослав уже будет после нас владеть всем этим один – от Нево-озера до устья Прута и Днестра. Чем-то в одиночку распоряжаясь, ты нарушаешь уговор и навлекаешь на себя гнев богов. И не ты должен спрашивать клятв дружбы с моего брата, а он – с тебя. Потому что он ни в чем тебе не изменил и слова никакого не нарушил. Я желаю видеть здесь моего брата, Хельги сына Вальгарда, – твердо продолжала Эльга, видя, что Ингвар не находит ответа. – Он знает кое-что, о чем и нам следует услышать.